Моей надежды серебро - Лесса Каури

– Зачем?

Дрик улыбнулся одними глазами. Удивительно мягко и нежно, что так не вязалось с его обликом.

– Может быть, ты позволишь мне хоть в чем-то остаться для тебя загадкой, Шарен?

Неожиданно у меня не нашлось ответа. Я лишь кивнула. Поместье Тот ждало столько лет, подождет еще немного!

– Тогда следуй за мной, золотая!

Дрик сменил ипостась и через ближайшее открытое окно выскочил на Лунный путь.

По дороге на Соркликлесс нам встретились еще несколько кунов, направлявшихся в ту же сторону.

Старший из Фракенов привел меня во двор местного храма Святых Претемных – старинного здания из неотесанных каменных блоков, украшенного в самых неожиданных местах витражами, чугунными решетками, виньетками и оградками. На городской площади близ храма рядами стояли полотняные шатры, кипели котлы над очагами под открытым небом, дымили несколько полевых кухонь, медленно тягаемых вдоль рядов мохнатыми пони. Эпидемия, видимо, достигла критического уровня. Всех больных поместили в уличный госпиталь, а ухаживали за ними те, кто не успел надышаться ядом или вдохнул немного, и потому остался на ногах.

Нас приветствовали амимары из разных Кроттонских кланов, с которыми я не была знакома. Поздоровавшись с ними, Дрик поманил меня в один из шатров. В нем стояло шесть походных кроватей, накрытых суровыми храмовыми одеялами из толстой серой шерсти. Дроу, лежащие под ними, выглядели так, будто вернулись с того света. Их темная кожа побледнела до синевы, черты лица заострились, а вдохи давались с таким трудом и хрипами, что у меня сжалось сердце. В изголовье одного из больных – самого, на мой взгляд, критического, – лежал огромный кун. Его морду посеребрила седина, вибриссы, брови и кисточки на ушах были белоснежны и великолепны, а глаза зеленели так же хищно, как и у моего провожатого.

Спрыгнув на землю, кун принял человеческий облик и оглядел меня тяжелым, оценивающим взглядом.

– Отец, – склонил голову Дрик.

Я невольно поразилась тому, как, более остальных братьев, похож на него старший сын, и открыв рот, продолжала разглядывать Рранальда Цап Фракена, которого среди амимаров называли Неукротимым Куном. О его контрактах и любовных похождениях легенды ходили и до сих пор. Стоило отметить, что сыновья – Дрик, Дашан и Ахар – были от разных матерей, и после смерти последней жены, Нарциссы, матери серого Ахара, Рранальд жил один.

– Представь мне золотую! – низким голосом приказал Цап Фракен.

– Амистресса Шарен Мяк Шарен, отец! Я пригласил ее спеть больным!

С изумлением покосившись на Дрика, я подумала о том, что первое впечатление о нем оказалось обманчивым. Куну, которого с виду не интересовало ничего, кроме себя самого и постельных утех, оказывается, было свойственно сострадание!

– Тебя называют любимой амимарой Властителя, – произнес Рранальд, – отчего? Ты спишь с ним?

Вопрос хлестнул, как пощечина.

Если бы только знал этот кун, как ошибался!

– Советую не лезть не в свое дело, амирр, – ответила со всей возможной любезностью. – Я же не интересуюсь теми, с кем вы делите пространство под одеялом!

Цап Фракен хмыкнул. Еще раз оглядел меня с ног до головы и вышел, не прощаясь.

Я ошалело посмотрела ему вслед. И как у этого хама вырос такой чудесный, деликатный и нежный сын, как Дашан?

Дрик расхохотался, разглядывая выражение моего лица.

– С ним непросто, – отсмеявшись, сообщил он. – Иногда я думаю, что ему нравится говорить собеседникам гадости.

– Ты прав! – пробормотала я, все еще чувствуя вздыбленную шерсть на холке. – Так что мне делать?

– Я сменю отца здесь. Наше пение помогает этим беднягам выжить. Пройдись по шатрам, Шарен, спой тому, кто приглянется! Амимаров на всех не хватает, хотя мы и спешим сюда в любую свободную минуту.

Подумав с мгновенье, я приподнялась на цыпочки и поцеловала Дрика в подбородок. До щеки не достала – он был слишком высок. И вышла прочь, спиной ощущая его удивленный взгляд.

Маги отогнали ядовитое облако от Соркликлесса, однако в воздухе продолжал ощущаться аромат, отдаленно напоминавший запах раскаленного металла. Подозреваю, что эльфы его не чувствовали, но для носов амимаров след был слишком явным. Чихая, я отправилась вдоль шатров, поочередно заглядывая в каждый из них. Состояние пациентов определялось сразу – по цвету кожи: чем бледнее, тем хуже было несчастному.

В одном из последних шатров этой линии я обнаружила занятой только одну кровать. Хрипов с нее не доносилось, лишь прерывистое, свистящее дыхание. Более не колеблясь, я зашла внутрь и остановилась рядом с больной – древней старухой, чей цвет лица подсказал мне, что даже Боги вряд ли спасут ее. Почувствовав движение рядом, она беспокойно зашевелилась и уставилась в пустоту страшными бельмами слепых глаз.

– Наконец-то вы пришли, – с трудом произнесла она, – а то я думала, уйду без обряда!

Я хотела было возразить, что она перепутала меня со священнослужителем, но она протянула в мою сторону дрожащую руку, покрытую тонкой кожей в старческих пятнах. Мне ничего не оставалось, как осторожно сжать ее пальцы. Неожиданно старуха с силой дернула меня вниз, вынуждая встать на колени рядом с кроватью, и заговорила, задыхаясь:

– Ни о чем не жалею, лишь об одном! Наклонитесь ниже, темнейший!

Меня охватила паника. Несчастная собиралась открыть одну из тех тайн, что возможно озвучить лишь на смертном одре, оставляя прах – праху. Могла ли я?..

Уже знакомая пелена заволокла зрение. Спустя мгновение я очнулась в богато обставленной комнате. Детская колыбель, подвешенная по обычаю дроу к потолку, слегка покачивалась. Оттуда доносилось смешное гуканье и мяканье – детки обычно издают звуки, похожие на котячьи, независимо от мира, в котором обитают, будь то Сумеречный Кроттон, Рассветный Лисс или Нижний Вартейл. Рядом на стуле сидела, закрыв лицо руками, немолодая дроу. Вдруг она встрепенулась – сквозь открытое окно донесся пересвист дрозда. Каждое движение давалось ей через силу: женщина медленно отняла руки от лица, встала и, склонившись над колыбелью, достала дитя в богато расшитой пеленке. Накрыла его полой своего плаща и пошла к выходу. На пороге оглянулась – мука, сомнение, страх и решимость странным образом сочетались в ее глазах, тогда еще бывших зрячими.

Я тенью последовала за ней, не чувствуя ни собственной ипостаси, ни пола под лапами, ни запахов. Неприятное ощущение – словно стала призраком, легко проходящим сквозь двери, несомым одним из сквозняков, которые наполняли этот большой дом.

Эльфийка вышла в сад – в ночном воздухе одуряюще пахло цветущим яблоневым цветом. Высокая фигура в плаще с капюшоном на миг выступила из-за ствола и скрылась.

– Ты принес дитя? – дрожащим голосом спросила женщина, прижав к себе младенца с такой силой, что тот недовольно закряхтел.

– Давай девочку сюда, – ответил голос из-за дерева.