Мерцание во тьме - Стейси Уиллингхэм

и бросаю вниз. Потом смотрю на него на полу и представляю себе, как Патрик аккуратно снимает кольцо с холодной, мертвой ладони своей сестры.

— Хлоя, — шепчет Аарон, не отрывая глаз от дороги, — что это было?

— Простите меня, — отвечаю я. — Простите меня, Аарон. Простите.

— Хлоя, — повторяет он уже громче. Сердито. — Что это еще за херня вышла?

— Простите меня, — еще раз повторяю я дрожащим голосом. — Я не знала.

— Кто она такая? — продолжает спрашивать он, вцепившись в руль. — Как вы ее отыскали?

Сидя рядом с ним, я молчу, не в силах ничего ответить. Его лицо поворачивается в мою сторону, рот широко открыт.

— Вашего жениха разве не Патрик зовут?

Я не отвечаю.

— Хлоя, ответьте мне! Ваш жених разве не Патрик?

Я киваю, по щекам струятся слезы.

— Да, — говорю я. — Да, Аарон, только я не знала…

— Какого хера? — Он качает головой. — Какого хера, Хлоя? Я ей свое имя назвал. Она знает, из какой я газеты. Вот черт, да я из-за этого работу могу потерять!

— Простите меня, — повторяю я. — Вы сами помогли мне все увидеть — когда спрашивали про моего отца и украшения, и кто еще об этом мог знать. Патрик. Патрик об этом знал. Патрик знал все.

— На вас наитие снизошло или?..

— Я у нас в шкафу нашла цепочку. Цепочку, очень похожую на ту, которую должна была носить Обри в день своего исчезновения.

— Вот черт…

— После этого я стала на многое обращать внимание. На то, как от него по-другому пахнет, когда он возвращается из командировок. Словно бы духами. Другими женщинами. Он утверждал, что в дни исчезновения Обри и Лэйси был в отъезде, но только там, куда он якобы ездил, его тоже не было. Я понятия не имела, где он пропадает по нескольку дней. Понятия не имела, чем занят, — пока не нашла у него в кейсе счета.

Аарон уже смотрит на меня так, будто я — ниспосланная ему на голову чума. Будто он готов оказаться сейчас где угодно, лишь бы не здесь, не рядом со мной.

— Какие еще счета?

— Я покажу их вам в мотеле, — говорю я. — Пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.

Аарон колеблется, пальцы барабанят по рулевому колесу.

— Я вам уже говорил, — произносит он до невозможности тихо. — В моей работе доверие — это все. Честность — это все.

— Знаю, — отвечаю я. — И клянусь вам, что теперь расскажу все до самого конца.

Мы въезжаем на парковку рядом с блеклым зданием мотеля. Аарон выключает зажигание и молча сидит рядом со мной.

— Прошу вас, пойдемте в номер, — говорю я и кладу руку ему на колено. От прикосновения он отдергивается, но я вижу, что его решимость начинает таять. Аарон молча отстегивает ремень и, все так же не говоря ни слова, выходит из машины.

Дверь, когда я открываю ее, скрипит; мы входим в номер и запираем ее за собой. Внутри темно и холодно. Шторы плотно запахнуты, моя сумка так и лежит на кровати. Подойдя к прикроватной тумбочке, я щелкаю выключателем; флуоресцентная лампа отбрасывает на лицо стоящего у двери Аарона резкие тени.

— Вот что я нашла.

Расстегиваю сумку. Сую руку внутрь; ладонь тут же натыкается на лежащий сверху пузырек «Ксанакса», который я отпихиваю в сторону. Достаю белый конверт. Пальцы трясутся так же, как они тряслись, пока я копалась в раскрытом на полу гостиной кейсе Патрика, перебирала бумаги, аккуратно разложенные по папкам и скоросшивателям. Были там и образцы лекарств внутри разделенных на секции прозрачных пластиковых коробок — будто коллекция. Названия мне были прекрасно знакомы по ящику собственного стола: алпразолам, хлордиазепоксид, диазепам. Помню, как у меня перехватило дыхание, когда я прочитала последнее из них; мне привиделся волосок, медленно, словно перышко, опускающийся на пол. Я заставила себя искать дальше, пока наконец не нашла.

Счета. Мне нужны были счета. Я знала, что Патрик хранит все чеки, начиная от отельных и ресторанных, заканчивая бензоколонками и автомастерскими. Все, что можно списать с налогов.

Открываю конверт и вываливаю его содержимое на кровать; пачка бумаг с шелестом опускается на одеяло. Я начинаю их перелистывать, вглядываясь в адреса, напечатанные внизу каждого листка.

— Разумеется, часть счетов из Батон-Ружа, — говорю я. — Рестораны, отели. По чекам можно обрисовать картину того, где он провел день, а по датам на них — когда он там был.

Аарон подходит и садится рядом со мной, наши бедра соприкасаются. Он берет верхний из чеков и смотрит на него, взгляд прикован к низу страницы.

— Энгола, — говорит он. — Это в его зоне ответственности?

— Нет, — я качаю головой. — Но он туда часто ездит. Это-то и привлекло мое внимание.

— Почему?

Я отбираю у него счет, держу его перед собой в вытянутой руке, зажав кончиками пальцев, словно он ядовитый. Словно может укусить.

— В Энголе находится самая большая в Америке тюрьма строгого режима, — поясняю я. — Государственная тюрьма Луизианы.

Аарон поднимает голову. Поворачивается ко мне, его брови приподняты.

— А еще там находится мой отец.

— Ни хрена себе…

— Может статься, они знакомы, — продолжаю я, глядя на чек. Бутылка воды, бензин на двадцать долларов. И упаковка подсолнечных семечек. Помню, как отец мог высыпать такую целиком прямо в рот и принимался ими хрустеть, словно обрезанные ногти пережевывал. Как потом по всему дому обнаруживалась налипшая повсюду шелуха. В трещинах на кухонном столе, у меня на подошве. Кучкой на дне стакана, в лужице слюны.

Я думаю про маму, пытающуюся выговорить пальцами имя «Патрик».

— Потому-то он, наверное, все это и делал, — говорю я. — Потому и меня отыскал. Они поддерживают связь.

— Хлоя, вам нужно обратиться в полицию.

— Полиция мне не поверит, Аарон. Я уже пыталась.

— Что значит — уже пытались?

— У меня раньше были трения с полицией. Теперь прошлое работает против меня. Они думают, что я сумасшедшая…

— Ты не сумасшедшая.

Его слова заставляют меня умолкнуть. Я ошарашена так, будто он со мной сейчас заговорил по-французски. Впервые за последние несколько недель кто-то мне поверил. Кто-то принял мою сторону. Это так замечательно, когда тебе верят, когда на тебя смотрят с чистосердечной заботой, а не с подозрением, беспокойством или гневом. Я вспоминаю все наши с Аароном мелкие эпизоды, которые я старалась отодвинуть в сторону, старалась не придавать им значения. Как мы сидели рядом с мостом и говорили про воспоминания. Как тем вечером на диване, пьяная и одинокая, я собиралась ему позвонить. Вижу, что он собирается сказать что-то еще, поэтому наклоняюсь к нему и целую, пока он не заговорил снова. Пока