Госпожа победа - Олег Чигиринский

Любой из офицеров организационного отдела генштаба сказал бы Косте, что 549-го полка не существует в природе.

А вот офицер аналитического отдела ГРУ на это ответил бы: правильно, 549-го полка не существует в Советской Армии, а вот в Крымских вооруженных силах он очень даже существует. Только он более широко известен неофициальным названием: это так называемый «Красный полк», организация и вооружение которого в точности повторяют организацию и вооружение советского мотострелкового полка.

Но в эти высокие материи Костя Полупанов совершенно не вдавался. Он надел шлемофон и залез обратно в танк — ожидать дальнейшего поворота событий. Прикажут — он шваркнет из пушки в парня, давшего ему закурить. А тому прикажут — он шваркнет в Костю. А может, никто ни в кого не шваркнет, и они мирно разъедутся.

Такой исход событий устраивал лейтенанта Полупанова больше всего.

К вечеру телефоны в Кремле замолчали. Те, кто еще вчера клялся во всемерной верности хозяевам страны, сегодня наперебой звонили в Шереметьево, передавая Молодому заверения в своей по-гроб-жизни лояльности. Молодой, твердо зная цену этим заверениям оптом и в розницу, тем не менее перестал глотать димедрол. В конце концов, качинцы, держащие аэродром под контролем, как минимум помогут ему смыться.

Но все же он не решался ехать в Москву, пока ГКЧС не сдастся официально.

Добило ГКЧСовцев известие о том, что командиры военных округов предали. Еще бы они не предали: с падением высшего армейского эшелона, поддержавшего ГКЧС, открывался такой широкий и светлый путь наверх, что у генералов закружились головы.

Власть, еще вчера такая плотная, осязаемая, внезапно рассыпалась в руках и утекла между пальцами как песок… Да нет — как пепел. Именно это, а не страх ареста, позора или смерти, ранило Портретов больнее всего.

Первым не выдержал Министр Внутренних Дел. Запершись в своем кабинете (оттуда открывался прекрасный вид на перекрывшие улицу «Святогоры»), он достал из сейфа бутылку водки и пистолет. Тридцать пять лет беспорочной службы, дача в Завидове, «кремлевка», загранпоездки — все обернулось дерьмом и ухнуло в трубу. МВДшник выпил прямо из горла, закусил сосиской из банки. Он не мог пить, не закусывая, его от этого тошнило. То, что им будут шить, — это 62-я статья, измена Родине. В лучшем случае — лагерь «Белый лебедь». Что такое «Белый лебедь», генерал знал не понаслышке. Поэтому он осушил бутылку до половины. Этого, решил он, пожалуй, хватит. Только бы не было осечки… Если будет осечка, силы второй раз нажать на курок он не найдет, сколько ни выпьет.

Но, уже поднося пистолет к виску, он все-таки надеялся и молился, чтобы вышла осечка, а вдруг случится чудо, и все пойдет в правильную сторону, и в «Белый лебедь» запроторят суку Молодого… Надежда трепыхалась в нем до последней секунды и выплеснулась через здоровенную дыру в башке, потому что осечки не было…

Вот после этого ГКЧСовцы капитулировали.

Командующий армией в своих действиях, успех которых никогда не обеспечен, …не должен бояться судебной ответственности. Он несет совсем иную ответственность перед Богом за жизнь многих тысяч людей и за благо государства. Он теряет нечто большее, чем свободу и состояние.

Мольтке-старший, «Военные поучения»

Неблагодарное это занятие — бить красных.

Фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих»

Двое генералов сидели по разные стороны длинного дубового стола чиппендейловской работы. У них был усталый вид, как, впрочем, и у всех высших политиков в Крыму и в Союзе. Ночами они участвовали в закрытых совещаниях, где обсуждали условия, выдвинутые сегодня противной стороной, и решали, какие из них принять, какие — отклонить, о чем можно торговаться и спорить, а что не подлежит обсуждению. Утром же они возвращались за стол переговоров и снова нащупывали дорогу к согласию, громоздя компромисс на компромисс. Существование форсиз как части Советской Армии постепенно приобретало какие-то правовые рамки. Остров Крым надежно швартовался к советскому берегу — то ли трофей, то ли брандер.

Но кроме вопросов важных, касающихся количества и размещения войск, совместных учений и охраны границ, были и вопросы, неважные на первый взгляд, но имеющие принципиальное, идеологическое значение.

— Что насчет пункта восемнадцать-а? — спросил советский генерал, получивший ночью послабление насчет этого пункта и строгое указание насчет пункта восемнадцать-б.

— Этот вопрос не подлежит обсуждению, — ответил генерал Павлович, получивший строгое указание насчет пункта восемнадцать-а и послабление относительно восемнадцать-б. — Ни один участник проекта «Дон» не будет выдан, ни один крымский офицер, совершивший против советских военнослужащих воинское преступление, не покинет территории Острова. Все они останутся здесь или понесут наказание здесь. Мы согласны на советских наблюдателей, которые могут присутствовать на судебных процессах, на совместные трибуналы, но отсюда наши военные никуда не уедут.

— Но это же несправедливо. Советские военнослужащие, которые совершили воинские преступления, в таком случае тоже должны быть подвергнуты трибуналу на нашей территории.

— При наличии крымских наблюдателей? — спросил Павлович.

— Мы согласны на присутствие крымских наблюдателей, — кивнул советский генерал. — Но у вас, кажется, есть кое-какие замечания, так сказать… персонального характера.

— Мы решительно требуем выдачи всех интернированных. Подчеркиваю: всех. Поименно, согласно спискам. Крымские политические деятели должны уже завтра оказаться на территории посольств Великобритании, Франции, США, Швеции и Норвегии.

Советский генерал на несколько секунд опустил веки, словно обсуждая сам с собой требование противной стороны.

— У нас есть свои требования. Некоторые крымские военные преступники… Во всяком случае, виновники этой провокации… Поймите, мы не сможем достигнуть никаких соглашений, если этот человек будет по-прежнему командовать дивизией. Он должен понести ответственность за свои действия. Кто-то должен нести за все это ответственность… СССР ждет от Крыма жеста доброй воли…

— И… насколько широкого жеста?

— Это не такой уж принципиальный вопрос, — сказал советский генерал. — Никто не требует крови… Но продемонстрировать добрую волю необходимо.

— Согласен.

— Мы можем считать, что достигли соглашения по пункту 18?

— Пожалуй, можем, — кивнул Павлович.

* * *

— Сигарету, полковник? — предложил подполковник Огилви.

— Спасибо, я не курю.

— Тогда виски?

— В такую жару? — удивился Верещагин.

— А как еще прикажете переносить весь этот балаган? — подполковник с ненавистью одернул парадную форму. — Почетный караул, hell damn this world[11]! Или вы скажете, что вам это нравится?