Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон

Главный отбивающий промахнулся. Малькольм, выругавшись, сел обратно.

Музыка звучала все громче по мере того, как «Доджерс» покидали дагаут. Экран над табло со счетом на секунду погас, но затем на мониторе высветилась надпись «Камера поцелуев», окруженная розовым сердечком. В сердечке отобразилась пожилая пара. Заметив на экране свои лица, они прижались друг к другу. Мы с Малькольмом смотрели на питчера, разминающегося на поле, и оба притворялись, что не следим за экраном.

– Когда ты уезжаешь в Филадельфию?

– Где-то через две недели. Школа начинается на первой неделе сентября.

– Рада вернуться к работе?

Пожилая пара исчезла с экрана, вместо них появились лица матери и сына. Мальчик капризно поежился, когда она попыталась его поцеловать.

– А кто этому вообще рад?

Меня удивил мой саркастический тон. Я никогда не жаловалась на начало учебного года. К концу лета, после длинных дней, наполненных чтением, сном и вновь обретенным, но вскоре позабытым спортивным режимом, я мечтала почувствовать, что приношу какую-то пользу. Конечно, с первым будильником, заведенным на 5.15, я снова задавала себе вопрос: «А могу ли я пересилить себя?», но безалаберного отношения к работе не допускала никогда.

– Я всегда рад. – Он улыбнулся. Камера поцелуев все так же снимала парочек, сначала удивленных, а затем пылких, и я испытывала едва различимое разочарование каждый раз, когда на экране высвечивались не наши с Малькольмом лица. У Малькольма были пухлые губы. Наверное, он хорошо целуется. Внутри отдаленно проскользнуло чувство вины, когда я вспомнила губы Джея и как три месяца назад надеялась, что он будет последним мужчиной, которого я поцелую.

– Как только вернусь в класс, пойму, как мне этого не хватало. А пока даже не верится, что придется уехать, – растерянно пробормотала я.

В конце девятого иннинга на счету «Доджерс» были два дабла и один хоум ран, что принесло им победу. Нам захотелось это отметить. Мы остановились в баре, что когда-то считался любимым местом полицейских. Правда, теперь эту забегаловку заполняли недавние выпускники колледжа. С приходом нового спонсора хозяин превратил ничем не примечательный бар в ночной клуб, добавив туда танцпол и фотокабинку. Сегодня никого не заботило, из какого ты района, ведь все мы являлись фанатами «Доджерс». Даже на мне была фанатская шляпа. Малькольм купил ее для меня во время одной из своих вылазок в туалет.

Спустя несколько кружек пива Малькольм схватил меня за руку и потащил танцевать под Майкла Джексона под блестящим диско-шаром. Ритм музыки призывал к действию. И хотя мне было немного неловко, двигалась я очень плавно и естественно.

Малькольм же танцевал ужасно. Впрочем, это не мешало ему двигаться, как школьник на дискотеке.

Когда в баре стало слишком людно, мы вышли на Сансет и поплелись в сторону «Книг Просперо». До магазина оставалось более трех километров, и наши пьяные шутки выветрились в отрезвляющей вечерней прохладе. Мы остановились на красном сигнале светофора.

– Может, вызвать такси? – спросил Малькольм.

– Мы уже полпути прошли.

– Но ты вся дрожишь. – Он снял пиджак. – Хотя бы это возьми.

Загорелся зеленый. Я накинула его пиджак на плечи. От него пахло Малькольмом. Корицей вперемешку с соленым запахом пота. Я даже не задумывалась, что знаю, как от него пахнет. Я глубоко вдохнула, стараясь запечатлеть этот момент где-то на уровне обоняния, чтобы вспоминать запах Малькольма всегда, когда буду думать о нем, чтобы его запах напоминал об этом вечере даже на другом конце страны.

Когда мы вернулись в «Книги Просперо», Малькольм провел мне экскурсию по магазину, словно я оказалась здесь впервые. Показал мне его любимые книги и любимые книги Билли. Я же поделилась с парнем своими любимыми произведениями: биографией Вашингтона, Джефферсона, Линкольна. Я рассказала ему, что Томас Джефферсон любил книги и проводил целые недели в уединении, перечитывая и переписывая отрывки, которые ему не нравились.

Он даже отредактировал Шекспира. Шекспира!

– Уверен, что Миранду его изменения не коснулись, – подметил Малькольм. – Но вы… О, вам подобной нет. Достоинства вы все в себе храните, вы созданы из лучших совершенств[10]. – Я искренне удивилась, что он помнил эти строчки наизусть. – Это из «Бури», – похвастался он, расплывшись в улыбке до ушей.

– Я знаю, откуда это, – насторожилась я.

Его искренность застала меня врасплох.

Малькольм сложил книги Билли на столике с рекомендациями вплотную друг к другу, чтобы освободить место для моих «советов». Он написал на карточке мое имя и набросал мою карикатуру. На рисунке мои глаза выглядели куда больше, чем в жизни, а губы оказались недовольно надуты. Я выбрала недавно вышедшую биографию Пола Ревира, в которой подчеркивается его вклад в Революцию и развенчиваются мифы, придуманные Лонгфелло. Малькольм не сводил с меня глаз. В какой-то момент его лицо оказалось опасно близко к моему. Он осторожно поцеловал меня, ожидая, что я его оттолкну, но я не сопротивлялась, и поцелуй стал настойчивее.

Малькольм проложил дорожку поцелуев по моему плечу, слегка задевая ключицу. Я вдруг вспомнила Джея, но не смогла противиться влечению. К тому же мы с Джеем уже месяц не разговаривали. Можно ли чувствовать вину за измену, если с человеком потерял контакт? Измена ли это вообще?

Малькольм прижал меня к себе, наши тела соприкоснулись, бедра, плечи, и я совсем забыла про Джея. Я забыла обо всем, что не касается Малькольма, не понимая, как мы к этому пришли, почему это не случилось раньше, и, не осознавая до конца, что вообще со мной происходит. Я вспомнила его спокойствие и хладнокровие в тот день, когда меня охватила буря эмоций после раскрытой тайны. Он целовал мою шею, а я думала, как красиво он прочитал строчки из «Бури». «Но вы… О, вам подобной нет. Достоинства вы все в себе храните, вы созданы из лучших совершенств». Он произнес эти слова таким твердым голосом, будто ждал возможности прочитать их мне с момента, когда мы впервые встретились. И меня вдруг осенило, что он действительно этого ждал.

Я оттолкнула его.

– Билли рассказал тебе, что меня назвали в честь «Бури»?

– Что? – Он вновь приблизился ко мне, но я оттолкнула его еще сильнее.

– Это ты отправил мне книгу в Филадельфию.

Я считала, что книгу мне прислал Элайджа, но он сказал «письмо», не «посылку». Письмо, отправленное после того, как умер Билли, которое должно было прийти после новости о его смерти, после моего отъезда из Филадельфии.

– Ты мне солгал.

Малькольм прислонился к стеллажу с кулинарными книгами и зарылся рукой в волосы.

– Я хотел сказать тебе.

Это оправдание прозвучало так же паршиво из уст Малькольма, как и из уст моей матери.