Зыбучие пески судьбы - Ирина Грин

– Господи, Кира, какое же ты у меня еще дите! Кому что, а тебе помидоры.

Счастье Киры – настоящей Киры – на мгновение померкло, но она тут же взяла себя в руки. Ну и пусть, пусть она не узнает меня, но она смеется, а значит, все у нас будет хорошо.

Уезжая, Дамир сунул Кире листок бумаги с нацарапанным разбегающимися в разные стороны цифрами номером телефона.

– Вы звоните, если что нужно – в город съездить за продуктами, в Симферополь за чем-нибудь. Только заранее.

Листок, врученный Негодой, был куда больше – тут были телефоны для заказа воды и газа, продуктов и дров, для вызова врача на дом.

– Если что – звони, – сказал он на прощание. – Я твоему отцу пообещал помогать тебе и нарушать обещание не собираюсь.

Жизнь потихоньку налаживалась. Кире удалось даже устроиться на удаленную работу менеджером в интернет-магазин детских игрушек. В ее задачи входило отвечать на вопросы покупателей, при необходимости вносить изменения в заказы, подбирать аналоги и сопутствующие товары. Рабочий день – двенадцатичасовой, с восьми утра до восьми вечера, зато через день. Платили немного, но Кира и этим деньгам была рада. Полмиллиона – отцовское наследство – она оставила на черный день. Ее зарплаты и пенсии мамы с Матей хватало на все: покупку продуктов, за которыми Кира ездила на велосипеде в расположенное неподалеку село, необходимых лекарств, воды, газа. Оставалось еще и на маленькие радости вроде чебуреков или янтыков из маленького кафе, расположенного на полпути от моря до дома.

Ей нравилось сидеть за столиком под песню цикад и наблюдать, как тетя Ляйсан, жена хозяина кафе дяди Карима, ловко раскатывает тесто. Поначалу в кафе было очень много посетителей, и Кире приходилось ждать свои чебуреки, сидя на большом валуне у входа. В такие дни дяде Кариму и тете Ляйсан помогали двое сыновей: принимали заказы, приносили подносы с едой, собирали посуду – одноразовые тарелки и пластиковые стаканчики. Дядя Карим же сидел на кассе, принимал деньги, а еще устраивал мини-дегустации вина собственного производства, рассказывая невероятные истории о вине и виноделах Крыма.

Киру дядя Карим очень уважал. Выражалось это в том, что заказ ей он приносил собственноручно, не доверяя детям. Иногда, когда народу в кафе было мало, он присаживался рядом с Кирой. Интересовался, все ли у них в порядке, не нужна ли помощь. Предлагал, если что, не стесняться – он по-соседски всегда поможет. Если не сам, так парней своих пришлет.

– А где ваши помощники? – спросила Кира, оглядывая пустое кафе.

– Так в школе, – ответил дядя Карим. – Сентябрь, пошли учиться.

Сентябрь! Неужели уже сентябрь? Кире не верилось, что наступила осень. Ведь море по-прежнему было теплым и ласковым, и солнце днем пекло по-летнему, и во дворе их дома розовели высаженные Матей помидоры.

– Скоро здесь никого не будет – мы с женой да ты с родными. Ну, может, еще старый Мансур.

– Мансур? – переспросила Кира. – Кто это?

– Мансур-виноградарь. Ты разве не слышала о нем?

– Нет, – покачала головой Кира, понимая, что настает черед еще одной истории дяди Карима.

– Старый Мансур, – начал он, – по выработавшейся с молодости привычке отправился на ежедневный обход виноградников.

У околицы дед остановился, вдохнул пьянящий, словно молодое вино, воздух. Отсюда до подножия Кара-Дага раскинулось море виноградников – ровные ряды белых столбиков, утопающих в изумрудной зелени. Старик поднял голову, улыбнулся чистому небу – ни облачка, день обещает быть жарким. Именно такой нужен гроздьям для того, чтобы до отказа наполниться солнечным соком.

Здесь, в долине, растет лучший виноград. Такого не сыщешь во всем мире. В детстве отец, потомственный виноградарь, поведал Мансуру тайну Кара-Дага. Многие считают его мертвым вулканом, но это не так. Он жив, просто слишком стар, чтобы громко радоваться жизни. Виноградники, окружающие черного исполина, – его дети. Дух Кара-Дага заботится о них и в особо суровые зимы согревает своим теплом.

Мансур верил в древнюю легенду. Он хорошо помнил, как перед самой войной небывалые морозы погубили почти все крымские виноградники, а долина выстояла благодаря теплому дыханию проснувшегося вулкана.

А сейчас, похоже, виноградникам грозила новая беда. Недавно в газете написали, что Горбачев издал указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Тогда старик подумал, что это хорошее дело! Но вскоре пришел приказ вырубить виноградники.

Это уже никак не укладывалось в голове Мансура. «Не может быть, – думал он, – просто не может». Мансур знал, что вино в ложке – лекарство, а в чашке – яд, и каждый сам может решить: пить для мудрости и жизни или для безумства и смерти.

Он несколько раз видел Горбачева по телевизору. Генсек ему нравился. Сразу видно – умный мужик, молодой, энергичный. Не мог он допустить такого. Вечером дед прильнул к телевизору – ждал новостей. «Пусть это будет ошибкой, – молил он судьбу, – пожалуйста». Чуда не произошло. Старик не спал всю ночь – грустные мысли теснились в голове. Он не понимал, как можно одним росчерком пера уничтожить труд многих поколений?! И что теперь будет с ним? Он стар, жизнь катится к закату. Жена умерла пять лет назад, дети разлетелись из родного гнезда, навещают редко – чаще звонят, чтобы узнать, все ли в порядке.

Соседи уважают Мансура, прислушиваются к его мнению. Он понимает язык лозы, умеет помочь при болезнях, вылечить раны, нанесенные бессистемной обрезкой, улучшить сокодвижение. Готов часами говорить о рождении и созревании винограда, словно мать, с гордостью рассказывающая об успехах своего ребенка. К чему теперь все это? Кому нужны его знания? Мансур посмотрел на свои руки – шершавые, почерневшие от солнца, с бугорками мозолей и сеткой выступающих жил. К чему вся его жизнь, если то, что составляло ее смысл, будет уничтожено? Дед чувствовал, как в груди растет волна протеста. Но слишком сильно было уважение к законной власти, да и кто он такой – виноградарь Мансур, что он может сделать против государственного указа?

И вновь пришло утро, все так же светило солнце, но, казалось, облако грусти распростерло крылья над притихшей долиной. Мансур по-прежнему выходил на ежедневный обход. С тоской скользя взглядом по резным листьям, бродил между рядами. Земля, сухая, словно пепел, облачком поднималась за стоптанными башмаками. Со стороны дед был похож на сумасшедшего – размахивал руками, что-то говорил сам себе, кивал, соглашаясь, или мотал головой, отрицая слова невидимого собеседника.

Шли дни. Надежда на спасение виноградников таяла, как туман в горных ущельях под лучами солнца.

Решение пришло внезапно. Кто поможет детям, попавшим в беду, как не отец?

Мансур поднимался по еле заметной тропке, ведущей, казалось, к самому небу. Солнце играло бликами на многоцветных обломках халцедона и яшмы, искрился белый кварц, выскальзывали из-под ног темно-зеленые обломки лавы и туфов. Припекало, красная рубашка пропиталась потом, прилипла к спине, хриплое дыхание вырывалось из груди, сердце билось, словно попавший в капкан дикий зверь. Но Мансур ничего не чувствовал. Мимо каменных пиков, стен, отполированных ветрами скал Хоба-Тепе, напоминающих руины старинного замка, он шел к сердцу Черной горы – Чертову камину.