Ричард Длинные Руки - грандпринц - Гай Юлий Орловский

— Неплохо, — пробормотал я. — Настораживает, но нравится. Бобик, Зайчик, далеко не ходить, быть настороже. Второй раз уже не попадусь…

И хотя понимаю, что дважды — маловероятно, слишком большая удача, чтобы и во второй плен меня взяли как дурного хомяка на сахаре, но опустил ладонь на рукоять меча и осторожно пустил арбогастра вперед.

Громко цокая копытами, он вошел в холл и остановился по моей команде. Бобик сделал круг и оглянулся в нетерпении.

Я ощутил некую неправильность, холл — классической формы, он везде холл, но оформлен так, словно одновременно постарались дизайнеры Древнего Египта, Шумера, Эллады, Рима, арабского Востока и еще каких-то неведомых атлантов, гондванцев и лемурийцев.

Голова идет кругом от пестроты и кричащего несоответствия форм, красок, прекрасных и чудовищно уродливых скульптур в стенах.

Я ждал, не покидая седла, все чувства задействованы так, что голова кружится от перенапряжения. Пока опасности нет, но не расслабляйся, принц, мир обманчив, как женщина…

Сам холл невелик, справа и слева в стенах широкие двустворчатые двери, расписаны цветами, гибкими линиями, вообще орнамент отдает чем-то изысканно восточным, повеяло султанскими гаремами, хотя никогда их вживую не видел, а хорошо бы…

На той стороне холла мраморная лестница, посредине ковровая дорожка, но не красная, как уже привык, а голубая, цвета августовского неба, перила резные, наверху сложно вырезанные фигурки…

Я всматривался внимательно и настороженно, странный контраст грубости и предельной, вплоть до болезненности изысканности. Но, главное, пока нет чувства опасности.

Бобик повернулся в сторону лестницы. Там появилась, словно выступила из стены, высокая женщина в длинном голубом платье, золотистые волосы падают на плечи, на лбу бриллиантовая диадема, спина прямая, вид гордый, платье тащится следом длинным шлейфом, а спереди приподнимает обеими руками, но вижу только иногда показывающиеся острые носки блестящих, словно из металла, туфелек.

Я выждал, пока ей осталось две ступеньки, молча поклонился, не покидая седло. Она сошла вниз, некоторое время так же молча рассматривала меня, хотя я видел, как быстро и внимательно скользнула взглядом по Зайчику и Бобику.

— Заходи, герой, — произнесла она певучим голосом, очень женственным и теплым. — Героям вообще-то рады везде…

— Я герой, — согласился я, — мной хоть стенку подпирай. Меня зовут Ричард.

Она ответила незамедлительно:

— Еварда, хозяйка этого домика. Коня и собачку тоже давай сюда… У меня нет конюшни, но на первом этаже место для них отыщется. Это у тебя арбогастр? А где рог, потерял в бою?

Я ответил в замешательстве:

— Нет, просто скинул за ненадобностью.

— Такое бывает, — ответила она. — А гандр тебе верен?

— Гандр? — переспросил я.

Она указала на Бобика, что рассматривал ее со странным интересом.

— Это же гандр, если не ошибаюсь? Давно их не видела…

— У нас их зовут иначе, — ответил я сдавленным голосом.

— Направо, — сказала она.

Я деревянно соскочил на землю и, взяв Зайчика под уздцы, повел. Навстречу пахнуло темным воздухом, я ощутил приторно-сладкие запахи, которые принято называть восточными. Просторный зал, ни мебели, ни украшений на стенах, даже пол из плотно прилаженных каменных плит, ни узора, ни виньеток, простое удобство.

— Оставь здесь, — велела она. — Арбогастры в мое время не нуждались в привязи. А гандра…

— Собачку возьму с собой, — сказал я. — Она ласковая, а без меня безумно страдает.

Она улыбнулась.

— Хорошо. Только пусть не грызет мебель. А то у гандров такие зубы… Иди за мной.

Я на ходу оглянулся.

— Арбогастра покормят?

Она в изумлении вскинула брови.

— Разумеется.

— Чем?

— Всем, — ответила она, — чем кормят арбогастров.

Миновав холл, мы оказались в зале, где на возвышении под стеной роскошный трон, колонны поддерживают свод, вдоль стен статуи из мрамора.

Я ожидал, что женщина, сразу определившая, что у меня за конь, и уже встречавшая таких вот Адских Псов, сядет на трон, начнется официальный прием, но она лишь повела бровью в ту сторону.

— Я здесь одна.

— Прощу прощения… леди?

— Для нас двоих, — объяснила она небрежно, — не стоит затевать церемонии.

— Золотые слова, — согласился я.

Бобик шел с нами рядом, затем начал забегать вперед, а когда понесся вперед большими скачками, она произнесла довольно:

— Понял, куда мы идем. Гандры всегда были понятливыми.

За следующим залом распахнулись двери в помещение, которое я называю личными покоями. Кроме стола, кресел и ковров на полу, здесь еще и роскошное ложе с десятком перин, пахнет сладко и дурманяще, вообще что-то баядерское, только халвы недостает.

Я переступил порог и остановился. Она покосилась в мою сторону.

— Что случилось?

Я пробормотал:

— Я боюсь нарушить какие-то правила и обычаи…

— Разумно, — произнесла она. — Однако я давно живу одна. Потому уже не соблюдаю никаких правил и обычаев, установленных неизвестно кем и неизвестно для кого.

— Это еще разумнее, — сказал я с облегчением. — Как я счастлив встретить женщину, обладающую такими широкими взглядами!

Она приподняла одну бровь.

— Это лесть?

— Какая лесть, — возразил я. — Вы же сами знаете, что ваша позиция ставит вас выше всех женщин мира, что мыслят узко и примитивно… если вообще мыслят!

Она чуть-чуть улыбнулась.

— Все-таки лесть. Но хороша, потому что правда. Самая лучшая лесть всегда основана на действительности, но подающая ее в самом выгодном освещении. Верно?

— Верно, — подтвердил я. — Вы удивительная женщина по широте взглядов. Но, думаю, ваши достоинства этим не исчерпываются. О вашей удивительной красоте просто молчу, тут просто невозможно подобрать слова.

Она неспешно повела рукой, из-под широкого рукава высовывается только кисть с длинными утонченными пальцами, и снова я ощутил, что это слишком безукоризненно для человека.

— Садись вон там, человек по имени Ричард. Я тебя хорошенько рассмотрю, а потом решу, что с тобой делать.

Я прислушался, но снова ни малейшего чувства опасности, к тому же Бобик на этот раз со мной, а он не позволит ударить меня в затылок.

Сама она опустилась в кресло напротив, откинулась на спинку и опустила ладони на подлокотники, поза как нельзя более царственная.

Я сел, сказал вежливо: