Моя карма - Валерий Георгиевич Анишкин

в Космосе и от того, что все мы, и я тоже, причастны к этому подвигу, как сограждане Гагарина.

Мы уже знали, что в Космос полетел гражданин СССР Юрий Гагарин, но теперь нас, кто не слышали сообщений ТАСС, волновали вопросы: кто он, первый космонавт Земли, как он выглядит, где родился, сколько находился в Космосе?

Все наши давно смешались с другими демонстрантами, и рядом со мной толкались незнакомые люди, но меня вдруг окликнул Игорь Политов с четвертого курса английского отделения. На лице сияла счастливая улыбка, плащ расстегнут, галстук съехал на сторону.

— Чувак, — обрадовался Игорь. — Все куда-то подевались. Наших не видел?

— Сам потерялся, — сказал я. — Слушай, где газету купить? Посмотреть, должен же в газете портрет быть.

— Ты что, спятил? Там все газеты смели в момент. Очереди километровые стояли.

— Ты что-нибудь знаешь? — спросил я Игоря.

— Знаю, что космонавта зовут Юрий Гагарин…

— Это я сам знаю, — остановил я Игоря.

— Знаю, что он сделал один виток и летал сто восемь минут. Знаю, что ему всего двадцать семь лет и что он улетал в Космос старшим лейтенантом, а прилетел майором, — выложил все, что знал Игорь.

Позже мы, конечно, узнали и другие подробности о первом космонавте. Мы узнали, что летал Гагарин на космическом корабле «Восток», что родом он из простой крестьянской семьи, что он закончил летное училище, служил на севере, стал космонавтом и что у него есть жена и две дочери…

А через день мы смотрели в общем зале общежития по телевизору торжественную встречу Юрия Гагарина в Москве. Он прилетел во Внуково из саратовской области, где приземлился. Открытая машина с Гагариным, его женой и Хрущевым ехала во главе кортежа из многочисленных машин. Первые машины сопровождали мотоциклисты. Толпы народа стояли по всему пути следования машин. Люди сидели на крышах домов, залезали на деревья и фонарные столбы.

— Смотри, смотри! — показал кто-то на экран. Телекамера высветила дерево, где на суку сидели ребятишки, а вместе с ними человек почтенного возраста в шляпе.

Сквозь заграждения выскочил кто-то из толпы и, подбежав к машине с Гагариным и Хрущевым, вручил космонавту букет.

Это было спонтанное и действительно всенародное ликование, похожее на массовое помешательство.

Вечером мы сидели в своей комнате общежития, и все наши мысли были в Космосе. Мы обсуждали полет Гагарина, говорили о космических полетах и спорили.

— Теперь на Луну, а там на Марс, — уверенно заявил Жора.

— Ну, до Луны еще далеко, а до Марса тем более.

Еще ближний Космос нужно как следует освоить, — попытался охладить его пыл Яков.

— Скучный ты человек, Яков. Главное, что мы в Космос проникли, а остальное, как говорится, дело техники.

— Да, пиплы, это здорово, что мы в космосе первые. А американцы пусть попробуют.

— Кишка тонка, — с удовольствием согласился Игорь. Все же здорово, что это мы, русские, а не американцы вышли в Космос.

Генрих обиделся и возразил:

— Ты говоришь так, как будто, если я немец, то радуюсь меньше, чем ты.

— Ты русский немец, — примирительно сказал Жора.

Генрих ничего на это не ответил и сидел на своей кровати насупившись.

Газеты писали о том, что впервые человек преодолел притяжения Земли и вышел в открытый Космос, осуществив вековую мечту человечества, и о том, что люди, перевернувшие мир, открывшие пути в неизведанное, подняли человечество на новую ступень творчества и созидания. А где-то я нашел слова о том, что в истории цивилизации были и другие, значительные или менее значительные взлеты, которые дали всему человечеству толчок для нового самосознания. И нет разницы, в какой стране они осуществились, они все равно принадлежат всей земной цивилизации. Человечество после таких взлетов стремится к единению, сплачивается и улучшается нравственно.

Я улыбнулся, вспомнив один шутливый плакат, в котором был заложен весь смысл нашего нравственного устремления:

«Перестань пить пиво! Подними голову к звездам! Юра, мы исправляемся!»

Глава 11

Латышский переводчик Андрис. Впечатление от Риги. Прогулка по Москве. В латвийском представительстве Совета министров. Светловолосые красавицы Илва и Эдите. Весёлое застолье. Ночное наваждение. Волшебная ночь, которая обошлась «в копеечку». Наш товарищ из Курска.

У нас не было какого-то закреплённого места работы вроде письменного стола. В зале стояли сдвинутые выставочные столы, на которых всегда лежали кипы проспектов, брошюр и другая печатная продукция на иностранных языках, которую мы переводили по необходимости за этими столами.

Андрис, высокий худой латыш, интеллигентный и вежливый, английскому предпочитал немецкий, с которого охотно переводил, а говорил с ещё большей охотой, потому что владел так же хорошо, как родным латышским. На русском он говорил тоже свободно, но с характерным акцентом и немного растягивал слова. Я не мог понять сразу, например, когда он сказал, что он был в Москве «только два года обратно». Оказалось, что он был в Москве два года назад. Ударения в глаголах он ставил всегда на первом слоге и у него получалось «взяла и уб» рала, а, если он не расслышал фразу, то говорил не «повторите, пожалуйста», а «как, пожалуйста?» или «что, пожалуйста?»

Он мне был симпатичен простотой в общении и отсутствием всякого фанфаронства, и я с ним с удовольствием вёл простые житейские разговоры, вспоминая гостеприимную Ригу, где прогостил целую неделю, облазив, кажется, все закоулки. Меня тогда поразила разница, которая бросалась в глаза на границе, отделяющей Прибалтику от российской части; впечатление такое, что это не СССР, а другое государство: кончилась грязь и началась убранная территория с выбеленными бордюрами, ухоженными дорогами и скошенными газонами. А потом в Риге я впервые увидел, как жители спокойно и терпеливо ждут зелёного сигнала светофора, чтобы перейти дорогу, даже если ни справа, ни слева не видно ни одной машины. Позже то же самое я встретил в Минске. В каком-то кафе-подвальчике я видел безотрывно целующуюся молодую пару, что было бы слишком даже для Москвы, а там на них просто никто не обращал внимания. Перед отъездом я зашёл в отдел грампластинок и попросил что-нибудь на память о понравившемся мне городе, и продавщица, очень симпатичная и очень вежливая девушка, достала мне из-под прилавка винил с оркестром Поля Мориа, что ещё больше расположило меня к столице Латвии.

Однажды после работы мы с Андрисом пошли на Главпочтамт: я позвонить матушке, а он получить деньги, а после не отказали себе в бутылочке вина в каком-то подвальчике и, знакомясь с достопримечательностями, за разговорами оказались в районе Чистых прудов. Погоды стояли по-летнему жаркие, но вечерами, когда солнце, пройдя зенит, клонилось к