Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро

Очевидно, что серьезные трансформации, происходившие в русском придворном обществе XVIII столетия в череду «женских правлений»[1012], закономерно нашли отражение не только в ее событийной истории, но также в военно-придворной и в придворно-представительской моде.

В женском костюме наблюдалась постепенная, но уверенная легитимизация элементов мужского костюма: это явление, без сомнения, можно назвать одним из главных событий в истории русской придворно-представительской культуры XVIII в. Платье для верховой езды «амазонка», став первой разновидностью такой униформы, открыло возможности для формирования целого ряда модификаций внутри нового направления — квазимужской одежды. Этот вид одежды обладал необычными для своего времени гендерными характеристиками и более прочих указывал на принадлежность к институту власти, и поэтому был доступен только немногим избранным.

Одна из известных теорий элиты связывает изменение взглядов на нормативную маскулинность с развитием придворной культуры Франции в период галантного века[1013], когда феминизация содержания и, в обязательном порядке, формы, составляла особую примету времени[1014]. Действительно, во французской культуре времен правления Людовика XIV (1643–1715) и Людовика XV (1715–1774) наблюдается пик активности гендерно-перевернутых образов и коннотаций, имеющих отношение к истории костюма. В это время Франция была в авангарде моды, особенно мужской; желанным ориентиром для всей Европы стал версальский костюм[1015].

В первый период господства версальских мод (1643–1660) мужская мода расцвела особенно ярко. Из-за специфического покроя верхней одежды, максимально укороченной, а позднее и/или зауженной, центром композиции и важнейшей частью мужского костюма стала рубашка. Спереди такая мужская рубашка почти вся открыта; широкие рукава, собранные на кружевные манжеты, видны почти полностью. Верх рубашки покрывался объемным воротником или густыми оборками жабо, которые в придворном костюме также выполнялись из кружева.

Во второй период версальских мод (1661–1685) такие кружевные рубашки дополнялись изысканными галстуками или шейными платками[1016].

Пик великолепия мужского костюма версальского типа в европейской моде пришелся на третий период версальских мод (1685–1715). Эскалация роскоши в это время достигла максимума; щегольство в мужском костюме, в том числе страсть к изысканному белью, приобрело характер мании. Так, в июле 1711 г. один из обозревателей модного журнала подчеркивал, что несколько пуговиц верхней одежды непременно должны оставаться расстегнутыми: это позволит щегольнуть белоснежным плоеным бельем[1017].

В европейском мужском костюме все больше ценилась утонченность. Говорили, что «модельеры и модистки сбивались с ног, выдумывая каждый день новые туалеты»[1018], каждая новая мода была роскошнее предыдущей, «потому что те, кто создает моды при дворе, бросают их тотчас же, чтобы следовать другим»[1019]. На одежду тратились огромные суммы, и «часто гардероб составлял почти равный капитал с прочим достатком какого-нибудь придворного и щеголя»[1020]. «Дворянство носит свои доходы на плечах»[1021], — говорили современники. Большинство новых нарядов были исключительно декоративны, отображая богатство и статус владельца.

Основным потребителем модных новинок стал мужчина, о достоинстве которого теперь «…судят по ширине… кружев на его белье, и уважение к нему возрастает в зависимости от их ценности, по ступеням — от понтиньяка до генуэзских»[1022]. Современники отмечали версальские моды как «странную пору, когда мужчины внешне стремились походить на женщин»[1023]. В это время цари и царедворцы — сановники, вельможи и военачальники — носили «длинные завитые волосы, посыпанные пудрой и надушенные духами, пряжки и на башмаках и коленях заменены для удобства шелковыми бантами. Шпага надевается как можно реже. На руки надевают перчатки, зубы не только чистят, но и белят, лицо румянят. Не желая ни в чем отставать от женщин…[модник] употребляет тонкое полотно и кружева, обвешивает себя часами, надевает на пальцы перстни, а карманы наполняет безделушками»[1024]. Эти детали кардинально изменили облик «идеального» мужчины конца XVII — начала XVIII в., вполне легитимно придавая ему феминный кукольно-неестественный вид.

Новый вид был частью образа «политичного кавалера»[1025], занесенного в Россию с Запада. Кружевная версальская мода была известна уже в допетровской Москве: так, царь Алексей Михайлович заказывал англичанину Ивану Гебдону, через которого в середине XVII в. в Россию поступали «королевские… узорочные товары» на суммы в десятки тысяч рублей[1026], купить «кружев, в каких ходят шпанской и францейской король и цесар»[1027].