Гром среди ясного неба - Генри Саттон

class="p">Хоумер Сагс был мертв.

Его сын был мертв.

Сид Конрад находился в отделении полиции, ожидая члена городского муниципалитета, сын которого был арестован за драку.

Фрэд Коллинз был мертв.

Джим Ишида лежал на койке в Дагуэе, одурманенный болеутоляющими средствами, что помогало ему время от времени забывать о своей ране в ноге и о том, где он находится.

Оливер Синклер был мертв.

Майк Макгрейди читал книгу с названием «Краткие истории о торговле пушниной».

Норман Льюин пил третий стакан виски, будучи не в состоянии разговаривать с Элинор ни о том, что случилось, ни тем более о чем-нибудь другом.

Адель Химбер была мертва.

Тед Уэб был мертв.

Марвин Доуз, находясь под домашним арестом, раскладывал пасьянс. Он уже должен был себе тридцать семь тысяч восемьсот двадцать пять долларов (по пять долларов за несошедшуюся карту).

Сидней Фостер был мертв.

Эмори Бэсфорд была мертва.

Дэвис Хардинг был мертв.

Бил Робертсон разговаривал с доктором Рибикоффом, психиатром, который прилетел из Вашингтона, чтобы получить дополнительные сведения о жертвах эпидемии.

Его жена Лора кончала вышивать бутон розы на подушке, ожидая возвращения Робертсона домой.

Джулиус Милетт был мертв.

Джон Макдональд играл в кегли, и играл лучше, чем когда-либо.

Джон Гиллеспи был мертв.

Роберт Стерлинг смотрел игру в бейсбол, которую организовала спортивная лига полицейских Солт-Лейк-Сити.

Поль Браун был мертв.

Алиса Браун была мертва.

Сандра Браун была мертва.

Карл Бендер был мертв.

Детектив Карлсон писал рапорт. Он был доволен, что «охота за человеком» увеличит сверхурочные часы для отделения ФБР в Солт-Лейк-Сити и его персонал получит прибавку к зарплате.

Роллин Уинстон лежал на койке в Дагуэе, повернувшись лицом к стене. Он не произнес ни слова за последние тридцать часов, и доктор Бартлет, сидя в своей конторе в соседнем здании и подняв перо над фамилией Уинстона, раздумывал, поражены ли соответствующие мозговые центры Уинстона постоянно или же временно.

Сержант Джексон кормил кусками оставшегося мяса сторожевых собак Дагуэя.

Майор Гаррет обрабатывал обломки камней на шлифовальном станке, который ему подарила жена в день его рождения.

Генерал Норланд выступал на митинге Ассоциации избирательниц в Прово, объясняя, какие меры принимала армия, чтобы обеспечить солдатам возможность голосовать.

Лейн Питерсон была мертва.

Освальд Кейс вот уже двенадцать часов находился в коматозном состоянии, но он еще был жив.

Доктор Арнольд Розенталь, его жена и два сына уже больше часа находились на борту самолета, летевшего в Нассау.

Эдвард Уэст был мертв.

Нора Узст была мертва.

Харис Уэст был мертв.

Беатрис Шугер была мертва.

Уильям Гаррисон вытачивал шахматные фигурки на своем токарном станке в подвале.

Доктор Том Гарган притворялся спящим в маленькой камере здания армейской разведки в Вирджинии.

Джонатан Коулбрук ехал по мосту через Потомак в зеленом «понтиаке». Он намеренно оставил свой лимузин.

Честер Конклин был мертв.

Харви Скэггс был мертв.

Брэдфорд Шоу был мертв.

Генриетта Бартлет была мертва.

Питер Унгерер сидел на краю койки в казарме Дагуэя, хлопая ритмично в ладоши. Его ладони горели, так как это занятие не прекращалось уже восемнадцать часов.

Джордж Слатерри был мертв.

Джоу Виорст был мертв.

Мортимер Дип слушал стереопластинку с записью Хиндемита.

Адмирал Пеннибейкер целый вечер составлял письмо президенту, пытаясь изложить в нем все, что произошло в Тарсусе и Вашингтоне. Письмо он закончил прошением об отставке, но пока что не датировал его и не запечатал.

Джордан Бердин был мертв.

Джеферсон Байрон был мертв.

Доктор Блейк Максвелл спал. Снотворное, которое он решил сегодня принять, наконец подействовало.

Кеннет Шоу был мертв.

Фрэнк Джонсон был мертв.

Джон Форест был мертв.

Чарлз Биконсфильд был мертв.

Лидия Биконсфильд была мертва.

Ева Биконсфильд была мертва.

Митчел Фарингтон был мертв.

Оливер Портон был мертв.

Антони Гиллон был мертв.

Роберт Гоулд был мертв.

Элизабет Ид судорожно вздохнула, вздрогнула, еще раз вздохнула и тоже умерла.

Фред Делео, уже без знаков отличия подполковника, а лишь с двойными нашивками сержанта на зеленой спецовке, спрыгнул с грузовика. Трое его спутников были в форме рядовых. Делео не имел представления ни об их настоящем звании, ни о том, кем они были или откуда сюда попали. Они прилетели в Дагуэй после обеда, имея при себе приказы полковника Инглиша и большое количество ящиков без надписей. Они сами перегрузили эти ящики с самолета С-47 в два больших грузовика. По их манере держаться, выправке и молчаливости Делео понял: профессионалы.

Делео потянулся. После тесноты грузовика он почувствовал себя на свободе. Он вообще воспрял духом, получив приказ, освобождающий его от всей этой бюрократической нерешительности и от туманной «принципиальности». Нельзя сказать, что Делео презирал принципы. Он их вполне признавал и даже тосковал по ним. Но темпы жизни стали настолько стремительны, что такие вещи были теперь роскошью. Во второй половине XX века политическая и моральная щепетильность стала парализующим фактором. Делео считал уместным лишь, два вопроса: правильно ли, или хотя бы менее ли неправильно, чем все другие,— вы поступаете? И достаточно ли эффективны принимаемые вами меры?

У Делео не было сомнений в эффективности того, что они собирались предпринять. И в конце концов он считал это наименьшим злом из всего того, что они могли сделать. Пройдя по главной и единственной улице Тарсуса, он с трудом мог поверить, что это ничтожное местечко могло всем этим шишкам в Вашингтоне казаться серьезной угрозой безопасности и мобилизационной готовности Соединенных Штатов Америки. Теперь, после эвакуации населения, вид города неуловимо изменился. Что здесь вообще осталось, кроме кучки неказистых зданий, беспорядочно ютившихся в ущелье горного хребта, где когда-то разрабатывалась пара истощившихся жил серебра? Кому нужен такой город? Какая польза от него? Абсолютно никакой!

Да и жители его после эвакуации из города уже не представляли собой политической силы. Теперь они — просто жертвы, беженцы, перемещенные лица. Это было прискорбно, но игра стоила свеч. Всю историю XX века можно изобразить как историю перемещений, порожденных войнами и политическими переворотами. То, что подобное случилось именно в этом месте, было печально, однако Делео считал, что его стране повезло. Какую из двух катастроф выбрал бы здравомыслящий человек: катастрофу самолета «мохаук», который может взять на борт всего пятнадцать человек, или катастрофу самолета компании «Панамерикен», где окажется сразу триста тридцать жертв.

Начали разгружать ящики. Геолог проверил свои карты в сгущающихся сумерках. Затем, вглядываясь в наиболее крутую из двух гор, заметил:

—Никаких трудностей. Все пойдет по плану.

Они начали разносить ящики, по два человека на один ящик, держась за веревочные ручки и поднимаясь по более крутому восточному склону.