Стены молчания - Филип Джолович

Кто-то вышел из темноты и встал между прилавками. Я увидел форму цвета хаки и дубинку, болтавшуюся на руке мужчины. Полицейский.

— Вам нужна помощь, сэр? — Крупное дружелюбное лицо выглянуло из-за дохлой курицы, висевшей на крюке.

Я отступил немного и ударился об угол прилавка, стоявшего позади меня. Боль пронзила меня, но я не собирался показывать этого.

— На самом деле я заблудился. Вы можете помочь мне? — Я услышал свой вудхаузовский акцент.

— Вы ранены, сэр.

Я вспомнил фильм без актеров, съемки которого видел по пути на улицу Доктор Дадабхой.

И беспечно рассмеялся, как человек, который точно не ранен.

— А, вы имеете в виду это, — сказал я, указывая на свою руку. — Нет, нет. Я актер.

Полицейский смотрел на меня с подозрением.

— Я не шучу, — я подошел к полицейскому. — Мы снимаем фильм где-то поблизости. На природе. Блокбастер.

Глаза мужчины расширились.

— Голли. Мне кажется, я слышал о нем. Где все это происходит?

— В этом-то все и дело. Был перерыв между съемками, я пошел прогуляться и, похоже, сбился с пути.

— Я поспрашиваю людей. Уверен, скоро мы узнаем, где вы были, и я провожу вас.

Я невозмутимо поднял какую-то пушинку с месива на моей правой руке.

— Нет, спасибо. Я хотел бы вернуться в отель. Режиссер наверняка взбешен, а я уже хорошо поработал на сегодня.

Полицейский смиренно кивнул. Чувствительность актера, ему этого было не понять. Но он читал об этом.

— Я думаю, вы остановились в отеле «Тадж», сэр, — сказал он.

— Конечно.

Он пристально посмотрел на меня:

— Вы известный актер?

— Вы видели шестую часть «Смертельного оружия»?

— Нет, сэр. Но я видел другие на видео.

Я улыбнулся:

— Подождите, скоро вы увидите и эту. Она самая лучшая.

Полицейский поднес руку ко рту.

— Боже мой, — было все, что он смог выговорить.

— Но никому ни слова. Я не хочу, чтобы меня донимали.

— Я довезу вас до отеля сам, сэр.

— Это будет здорово.

— Моя машина на улице. Идите за мной.

Когда мы дошли до машины, он уже знал мое сценическое имя, сюжет фильма, который мы снимали, и имена всех других актеров.

Когда мы доехали до отеля, полицейский уже знал полный список фильмов, в которых я снимался. Он был впечатлен не меньше моего.

— К боковому входу, пожалуйста, — сказал я. — Слишком много шумихи у главного входа.

Он подъехал точно к двери. Я расписался на куске бумаги с соответствующим выражением моей благодарности и попытался дать ему тысячу рупий за его беспокойство.

— Нет, сэр, я не могу. Мне и так выпала очень большая честь.

Я заставил его взять деньги. Вскоре он узнает, как дешево стоила ему такая признательность.

Когда новая волна боли ударила мне в спину, я пожалел только о том, что рядом не было Раджа, который мог поаплодировать моему актерскому таланту.

Я навалился на дверь своего номера и, как только она открылась, влетел в комнату и захлопнул за собой дверь.

И спина, и руки были источниками адской ноющей и пульсирующей боли. Я даже не обращал никакого внимания на занозы в ногах.

В комнате было темно. Я доплелся до мини-бара, достал оттуда все бутылки минеральной воды и стал обливать себя водой.

Ошибка. От этого стало только хуже.

Я закричал.

— Успокойся, — сказала мать.

Я нащупал выключатель настольной лампы и посмотрел на кровать.

Она лежала на покрывале, руки скрещены на груди, локоны наполовину закрывают лицо.

— Что ты здесь делаешь?

Она села и откинула волосы назад. Боже, как она постарела. Плотные мешки под глазами, паутинка морщинок на ее лице увеличилась раза в четыре, с тех пор как я видел ее в последний раз.

Она прикрыла рот рукой.

— Боже, что с тобой? — сказала она. Я хотел спросить ее о том же самом.

— Огонь, мам. — Я лег лицом на кровать. Пожар развели шестерки Аскари. Зачем же еще его кабинет был так тщательно вычищен, перед тем как начался пожар?

Мама встала и начала осматривать меня, морщась от вида обгоревшей плоти и одежды. Она аккуратно подняла мою правую руку, пристально посмотрела на нее и затем положила ее на кровать. Она провела рукой по моим волосам.

Глаза закрывались, но я сопротивлялся сну, соблазн был слишком велик. Скоро здесь будут ищейки, люди в костюмах с пистолетами, полицейские, вооруженные дубинками, и с большими собаками.

— Нам надо уходить.

— Не двигайся. — Она пошла в ванную, я услышал, как она сдернула полотенца с держателей и включила воду.

Скоро мама вышла из ванной. В корзине для мусора плескалась вода, от нее поднимался пар. Она стала рыться в своей узорчатой сумке. Это была та самая сумка, которую она постоянно таскала с собой по всей Европе, когда я был ребенком. Мы с отцом постоянно подшучивали над ней. Не из-за сумки, а из-за ее содержимого. В ней было все. Было сложно придумать такую ситуацию, которую не смогла бы спасти мамина сумка.

Она достала из нее маленькую бутылочку дезинфицирующего средства и два тюбика: антисептик и анестезин.

Придерживая меня за плечи, мама помогла мне сесть и стала снимать с меня пиджак. Снимая правый рукав, она задела тыльную сторону ладони, и я чуть не упал в обморок от боли.

Затем рубашка. Я выгнул шею, чтобы посмотреть, что было под ней. Это больше напоминало снятие пластика с кусочков нарезанного копченого лосося.

— Один человек умер, — сказал я.

— Тихо.

У меня перед глазами возник образ Раджа: волоски его бороды прижаты к губам, белые зубы окровавлены, может, оттого, что он прикусил язык, а может, просто лента полиняла. Мог ли я спасти его? Его убили за то, что он не смог сохранить пару кусочков какой-то вшивой бумаги. Ведь это было такое простое задание.

И все же, несмотря на всю нелепость его смерти, в ней было скрытое достоинство, ощущение того, что его жизнь сможет продолжиться в другом облике. Его религия дала ему определенное положение в обществе и подарила надежду на то, что в другой жизни все могло быть гораздо лучше. Или Радж просто был таким человеком, который мог думать о других даже тогда, когда огонь уже начинал лизать его тело. Он беспокоился о своей сестре, лесной нимфе, у которой теперь было имя. И обо мне. Несмотря на то что это я вынес из офиса то чертово соглашение, из-за которого его убили.