Вестники Судного дня - Брюс Федоров

«Можно понять Максима, – думал Пётр, постепенно выбирая штурвал на себя. СБ с усилием карабкался в небо, судорожно молотя воздух своими винтами, наподобие того, как делает это неумелый пловец, рискнувший пересечь речную стремнину. Тяжело было ему с такой ношей. Бомболюк и лонжероны были сплошь забиты взрывчаткой. Таково решение командира, его решение, чтобы взрывная волна была помощнее, чтобы наверняка разметать настил этой проклятой переправы. – Я не хочу оправдывать его, но он боевой лётчик и месяц воевал без сучка и задоринки. А тут такой срыв. Ну не выдержали у парня нервы, в разнос пошли. Так это на войне бывает, и не у него одного. Оклемается, придёт в себя. Загладит свою вину на боевых заданиях. Ещё героем станет. Всякое случается. Надо дать ему шанс. Нельзя одним махом списывать опытного штурмана». – Велика вера в человека.

– А вот и Западная Двина, – раздался в наушниках голос второго пилота. И действительно, внизу зазмеилась зеркальная полоска водной глади.

– Значит, сейчас откроется цель. Всем приготовиться, – передал по рации Мошнарезов.

Не успел он договорить эти слова, как шлемофон зашумел от тревожных слов и криков: «Мессеры» атакуют, «Мессеры» атакуют.

Держать строй, только держать строй. Отбиваться пулемётами всей группой. Истребители противника с воем носились вокруг шестёрки бомбардировщиков, заходя то справа, то слева, то бросаясь сверху или подныривая под центроплан. Везде были они, стараясь, по принципу волчьей стаи, оторвать вначале одну запаниковавшую овцу, чтобы полоснуть резцами по нежной коже. Затем другую, третью и так прикончить всё стадо. Советские истребители прикрытия давно уже схлестнулись с «мессерами» в воздушной круговерти, пытаясь хоть как-то помочь неповоротливым «бомбёрам» прорваться через вражеское заграждение.

– Истребитель сзади, истребитель сзади, заходит с правой полусферы, – раздался истошный крик стрелка радиста. В подтверждение его слов сразу вдоль окон кабины полетели трассирующие снаряды. В ответ сзади загрохотал пулемёт бомбардировщика. Раздались глухие удары. Самолёт содрогнулся всем корпусом и всё стихло. Скоротечен воздушный бой.

– Андрей, как ты там? Жив? – запрашивал и запрашивал Пётр своего стрелка-радиста. Ответа не было. – Значит, мы без связи. Похоже, «Двина» выведена из строя. А ты как, Георгий? В порядке?

– Нормально, – откликнулся по внутренней связи штурман-стрелок. – Пётр, сбрось скорость и подверни влево. Не могу вывести «Шкас» из «мертвого» конуса, да и затвор клинит.

– Попробую. У нас проблемы. Чувствую, что повреждены рули высоты и направления. И вот что ещё. Задымил левый. Как группа? Что видишь?

– Двое сбиты: Алексей и Глеб. Ещё один без команды отвалил. Пытается оторваться от немцев. За нами следует только один ведомый – Константин.

– Понятно, – Пётр обеими руками пытался удержать бившийся в судорогах штурвал, ноги готовы были сорваться с педалей. Скорость упала, самолёт «вспух» и перешёл в пологое снижение.

– Ага, под нами переправа. Ещё ниже, ниже. Отсюда не попадём. Теперь на разворот. Георгий, сброс по команде, по центру.

Резкие удары и разрывы градом прошлись по корпусу. Это снизу всеми калибрами ударили зенитки и пулемёты противника. Эрликоновые огненные трассы заполнили всё пространство вокруг бомбардировщика. Небо покрылось дымными вспышками от разрывов снарядов. Пётр Мошнарезов почувствовал, как что-то тупо и очень больно ударило его в правое плечо. Теперь он удерживал штурвал только левой рукой, помогая ей всем телом. Немного погодя удар снизу подбросил его вверх, и он перестал чувствовать ноги.

Ниже, ещё ниже. Эта чёртова перемычка между берегами должна быть разрушена. Пётр уже различал, как на мосту суетились люди, стараясь поскорее вывести с него вереницу бензовозов и танки. Шла переброска танкового корпуса. Если немцы успеют стянуть его в единый бронированный кулак, то мощный удар в стык обороняющихся советских армий разорвёт линию фронта, который неотвратимо покатится назад, до самой Москвы. Надо задержать наступление вермахта. Хотя бы на двое суток. Всего лишь нужен один точный сброс бомб. Всего лишь?

Пётр собрался с силами и прокричал:

– Георгий, обратно мы уже не вернёмся. Никак.

Не сразу, прошла минута прежде штурман-стрелок хрипло ответил:

– Давай, командир. Это нужно сделать.

Сзади раздался громкий взрыв. Это шедшего в кильватере СБ Константина разнесло в клочья. Зенитный снаряд взорвался в бензобаке.

Только бы не промахнутся, только бы окончательно не отказали рули управления. Бомбардировщик резко клюнул носом и стал заваливаться на правое крыло. Зенитки внизу сошли с ума, устроив огненную вакханалию для падающего бомбардировщика. Пётр прижался к штурвалу. О чём он думал в последние мгновения своей жизни? Трудно сказать, скорее всего о том, что он делает самое важное дело в своей жизни. Он должен закрыть собой дорогих ему людей: любимую жену, Сашеньку, и самое светлое солнышко в его короткой жизни – белокурую малышку Анджелу, чтобы никакой незваный гость не вошёл в их дом и не нарушил их покой.

* * *

Пропал без вести штурман ВВС Красной армии капитан Пётр Мошнарезов. Никто не видел и не мог подтвердить факт его героической гибели. Ни один бомбардировщик из его эскадрильи не вернулся на родной аэродром. Остались лишь на дне русской реки немецкие танки с оторванными башнями да взорванные цистерны из-под бензина. Нет среди этого нагромождения перекрученного металла останков летчика Мошнарезова и его экипажа. Развеял вольный ветер русских равнин пепел от их сгоревших тел. Не ждут их Звёзды Героев, не расскажут об их подвиге на пионерских линейках.

Неизвестна и судьба капитана Лещинского. Вынес ли ему военно-полевой трибунал скорый приговор и был ли он расстрелян на краю лесного оврага? Или была дана ему возможность искупить свою вину перед народом кровью, воюя в составе одной из штрафных эскадрилий? Никто не скажет. Стёрто из людской памяти его имя.

Шёл только второй месяц ВОЙНЫ.

Ноябрь 2016 года

Гаубица калибра 122 мм М-30, 1938 года выпуска – очень хорошее орудие, может быть, даже одно из лучших. Она может многое. Легко попадёт за бруствер окопа, если, конечно, он не за десять километров, вывернет из земли железобетонный дот, разрушит стратегический мост и даже может попасть в танк, конечно, если он подъедет поближе.

Артиллеристы любили свои орудия и часто называли их ласковыми женскими именами. Почему-то. А царица полей, пехота, та вовсе молилась на артиллерию. И понятно почему. Если артиллерия неудачно отработает свою задачу, то матушке-пехоте будет ой как трудно бежать вперёд под градом пуль и снарядов, которыми её будет осыпать выживший и изготовившийся враг.

У стрелковой дивизии, оборонявшейся в районе города Стрешин, было мало шансов выйти из окружения. Это была арьергардная дивизия, которая по тактическому замыслу командования должна была прикрыть отход двух армейских корпусов, попавших в немецкие «котлы», то есть в соответствии с положениями военной науки она должна была быть принесена в жертву во имя спасения других частей. Об этом знал командир этой дивизии, его начальник штаба и, возможно, командиры полков тоже. Но об этом не знали ни младшие командиры, ни подчиненные им солдаты, от которых без лишних вопросов требовалось прежде всего исполнить свой солдатский долг на том участке обороны, который был обозначен для них в лучшем случае командиром взвода.