Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

Двинутым против них резервным гвардейским полкам (Измайловскому и Литовскому), уже потерявшим немало людей, неподвижно стоя в резерве, под шквальным огнем наполеоновской артиллерии, предстояло принять страшной силы удар. Встав в каре, они встретили «подогретых» алкоголем неприятельских кавалеристов плотным ружейным огнем во все четыре стороны и скрещенными штыками. «Измайловцам» повезло больше, чем «литовцам»: последние лишились 1783 человек убитыми и ранеными и 953 – без вести пропавшими! Трижды отражали гвардейцы «железных людей» Мюрата, прежде чем им на помощь смогли подойти кирасиры И. М. Дуки и Н. М. Бороздина из 4-го кавкорпуса К. К. Сиверса. И все же после очередной ужасной резни – люди бились штыками, прикладами, тесаками (так назывались у русских пехотные сабли), орудийными банниками, рычагами, душили и… грызли друг друга – деревня Семеновское оказалась сдана. Пехота Фриана (его после двойного ранения сменил бригадный генерал Дюфур) вместе с тяжелыми всадниками Латур-Мобура и Нансути поставленную задачу выполнили – Семеновское взяли. Очень скоро они перегруппируются, их перенацелят и они снова окажутся в Бородинской мясорубке!

Тяжелая ситуация на левом фланге русских усугубилась и тем, что к этому времени V польский корпус Понятовского, поддержанный вестфальцами из VIII корпуса Жюно, уже оттеснил 3-й пехотный корпус Н. А. Тучкова 1-го от Утицы. Полякам полагалось идти в атаку еще рано утром – с первыми выстрелами, но их задержал болотистый Утицкий лес и бой здесь начался только в начале девятого утра. И все же после 10 утра Утицкий курган оказался в руках врага. Но попытка глубокого обхода русских и выхода в тыл войскам Багратиона была остановлена градом огня батарей Тучкова, поддержанных меткой стрельбой выросших, словно из-под земли, егерей генерала И. Л. Шаховского из 2-го корпуса Багговута, передвинутого сюда, кстати, по приказу Барклая, а не Кутузова, как это порой утверждалось. (Впрочем, этот вопрос по-прежнему остается предметом жарких дискуссий между биографами Кутузова и Барклая и вряд ли консенсус когда-либо будет найден.) Скорее всего, перемещение войск Багговута с правого фланга на левый Наполеон либо просмотрел, либо не учел возможной оперативности Барклая. Единственное, что удалось проделать в ответ обескураженным полякам и вестфальцам (последние на этой войне, куда их загнали насильно, особым рвением не отличались, а генерал Жюно авторитетом у них не пользовался!) – это быстро разместить на Утицком кургане 40 пушек и начать с фланга продольным огнем расстреливать Семеновские флеши. С другой стороны, таким же образом их крушил ненадолго захвативший Курганную батарею Эжен де Богарнэ. Но попытки зайти в тыл русским Понятовский и Жюно больше уже не предпринимали: их войска выдохлись, а свои резервы они уже исчерпали. (Потери вестфальцев по сравнению с другими корпусами были сравнительно небольшими – 307 человек убитыми и 1793 ранеными, а польские потери и вовсе доподлинно не известны.)

…Между прочим, принято считать, что Наполеон остался недоволен действиями поляков Понятовского в Бородинской битве, которых он так долго «пестовал» в созданном им Великом герцогстве Варшавском. Выйти в тыл левому флангу русских они в силу ряда причин (болотистый лес и недостаток сил – всего лишь 10–12 тыс. человек) так и не сумели, так и не показав, в отличие от сражения за Смоленск, особой доблести и ратного мастерства. Для них война, скорее всего, закончилась под Смоленском – городом их исторических притязаний к русским царям разных веков и эпох. Вестфальцы, как известно и как уже отмечалось выше, вообще не горели желанием воевать за Наполеона, предпочитая быть откомандированными на… «хозработы», охрану госпиталей и лазаретов, в худшем случае – на сопровождение обозов…

Еще в 9 часов утра, когда на левом фланге русских вовсю шла настоящая мясорубка, IV корпус Эжена де Богарнэ уже навалился на их центр. 14-я пехотная дивизия (в составе 4 полков) генерала Бруссье (не путать с кавалерийским дивизионным генералом Бурсье!) пошла на штурм Курганной высоты, от которой часть защищавших ее войск Н. Н. Раевского уже была переброшена Багратионом на истекавшие кровью флеши. Атакуя в центре, Наполеон рассчитывал затруднить переброску войск с правого фланга русской армии налево к Багратиону. Таким образом он рассчитывал посодействовать Даву и Нею побыстрее разгромить левое крыло Багратиона. Первую атаку Бруссье отразили. Но в ходе второй, в которой Богарнэ поддержала образцовая дивизия генерала Морана из I корпуса Даву, пехотинцы 30-го линейного полка из бригады генерала Боннами все же сумели ворваться в люнет. Началась резня, во время которой генерал Раевский чуть не попал в плен…

Увидев, что центральная батарея Раевского оказалась у французов, Алексей Петрович Ермолов, направлявшийся на попятившийся после выхода из строя Багратиона левый фланг, с обнаженной саблей лично повел 3-й батальон Уфимского полка в штыки на захваченную врагом батарею! По пути к ним присоединились остатки 18-го, 19-го, 40-го егерских полков. В атаку шли как на параде на Царицыном лугу, браво, не пригибаясь, развернутым фронтом, чтобы линия казалась длиннее и ей легче было бы захватить большее число врага. Для большего воодушевления своих бойцов Ермолов стал бросать в сторону Курганной батареи… Георгиевские кресты (то ли ленты от них?), находившиеся по случаю у него в кармане. «Молодцы! – гаркнул Алексей Петрович. – Кто дойдет, тот возьмет!» Загремело знаменитое раскатистое русское «Ураа-а-а-а!». Посланные с ним свитские офицеры Барклая и штабные Ермолова с обнаженными саблями мужественно шли по бокам. Зрелище было эпическое – впереди группа офицеров в парадных мундирах (в том числе генералы Кутайсов, Паскевич, Кикин) и за ними железный лес штыков. Не все дошли до Курганной батареи – она зевнула им в лицо дымом и пламенем, брызнула смертоносным ливнем все сметающей картечи; не все вернулись из атаки – резня была беспощадная – звенел металл, неслась трехэтажная ругань, но батарею вернули, переколов и порубив врага. Не исключено, что это был один из решающих моментов сражения: удержись тогда солдаты Морана (получившего ранение и смененного на гвардейского бригадного генерала Ж.-П. Ланабера) на Курганной батарее, и ход битвы мог бы пойти иначе. А так не получивший поддержки 30-й линейный полк Великой армии полег почти полностью: из 4100 солдат и офицеров уцелело лишь 257 солдат и 11 офицеров.

…Между прочим, лучше всех описал потом суть кровавого побоища («мясорубки»), царившего на Бородинском поле, старый русский солдат: «Под Бородином мы сошлись и стали колоться. Колемся час, колемся два… устали, руки опустились! И мы и французы друг друга не трогаем, ходим как бараны! Которая-нибудь сторона отдохнет и ну опять колоться. Колемся, колемся, колемся! Час, почитай, три на одном месте кололись!»…

Именно тогда попал в плен отчаянно смелый бригадный генерал Шарль-Огюст-Жан-Батист-Луи-Жозеф Боннами де Бельфонтен (1764–1830), получивший то ли 15, то ли двадцать одну (!) колото-рубленую рану! Пощадили лишь его – генерала! Да и то ушлый француз, видя, что творится вокруг, опасаясь, что его чин не произведет достаточного впечатления, пошел на хитрость и назвался… самим Мюратом! Позднее он подружился с Ермоловым и встретился с ним, уже генерал-лейтенантом, спустя три года в боях за Францию. Несмотря на контузию ядром, сам Ермолов еще какое-то время руководил обороной этой важнейшей позиции в русской обороне, пока не был сильно контужен картечью в шею и не унесен с поля боя. На Курганной высоте осталась 24-я пехотная дивизия из VI корпуса Дохтурова под началом генерал-майора Петра Григорьевича Лихачева (1758–1812). Очень скоро «лихачевцам» и их много повидавшему на своем тяжелом ратном веку (начинал он его 40 лет назад с Кубанского похода А. В. Суворова) пожилому уже генералу предстоит… «Голгофа»!