Лунный свет - Майкл Чабон

Директор стоял у себя за столом. Он почти никогда не садился в удобное вращающееся кресло, а когда писал, пристраивал блокнот на тумбу для бумаг. На столе не было ничего, кроме телефона, календаря и грубой бумажной ракеты примерно фут высотой, очевидно, если и неосознанно, скопированной с Фау-2.

– Спасибо большое, – сказал Уоллак, взяв у деда приемник. – Замечательно сделано. Тео очень обрадуется.

Дед показал, как работает радио, и предложил директору подойти к окну, чтобы улучшить прием. Сам он отступил к двери и шкафчику, на котором стояла кофеварка. Директор повернулся к окну и стал крутить ручки. Он поймал Моцарта. Поймал Эдди Фишера. Пока он стоял лицом к окну, дед стянул с полки под кофеваркой одну из десятка нераспечатанных пачек сахара, оттянул воротник рубашки и спустил пачку себе за спину.

Доктор Уоллак обернулся. Деду надо было куда-то деть глаза, и он уткнулся взглядом в ракету. Любящая, но неумелая рука изготовила стабилизаторы, нос и изгиб фюзеляжа из полосок тонкого картона, налепленных на тубу из-под бумажных полотенец. Все было густо вымазано клеем и заляпано белой, красной и синей краской, но пропорции были соблюдены верно. Присутствовал также звездно-полосатый флаг и надпись «США», повторенная по длине ракеты раз двадцать как курица лапой.

– Работа Тео, – сказал доктор Уоллак.

– Я догадался.

– Помешался на космосе, как все мальчишки после запуска спутника. Строит ракеты. Ракеты на Луну! Все придумывает, как сделать, чтобы они и правда взлетали.

– Интересная задачка, – сказал дед. – Я подумаю.

«Всего-то и надо, – мелькнуло у него в голове, – что немного сахара».

Он, пятясь, вышел из комнаты, прошмыгнул мимо директорского секретаря и поспешил в камеру спрятать сахар.

На третью ночь после отбоя дед устроился на койке с клейкой лентой, проволокой, батарейкой и внутренностями сломанного будильника, который нашел в рубке среди другого старья. При свете прожектора из окна он растер кубики рафинада в пудру, смешал с KNO3 и как можно плотнее набил «карамель» в коробку из-под сахара. После часа кропотливой работы у него получилась комбинация проволоки, батарейки, «карамели» и времени, разом правдоподобная и строго NUR ZU DEMONSTRATIONSZWECKEN. Насчет правдоподобия были определенные сомнения: поверят ли, что Хуб Горман сумел изготовить даже такое простейшее взрывное устройство, но это, впрочем, и не имело значения. Устройства (найденного у Гормана в камере с дедовой подсказкой) вполне хватит, чтобы того отправили в Грин-Хейвен, Оберн, или где еще таким место. Ему точно не место в тюрьме, где есть пасека, маслобойня, полная Британская энциклопедия и фотоувеличитель.

Доктора Шторха привезли обратно в тюрьму на «скорой помощи» десятого октября, во вторник. Дед узнал об этом после ужина, пошел в рубку и заглянул в дверь. Доктор Шторх сидел у S-38: поблескивающие стекла очков, лицо в свете полулун приемника исхудалое и бледное, как у Христа Эль Греко. Он был в наушниках и крутил ручку настройки медленно-медленно, словно ища один голос в могучем мегагерцевом хорале. У деда защипало глаза, мышцы груди сжали сердце, словно кулак. При первом известии, что дантист выживет после суицидальной попытки, дед испытал огромное облегчение; новость о Хубе Гормане добавила неприятную морщинку. Впрочем, теперь, глядя на страдальческое истощенное лицо Шторха, он чувствовал только стыд. Надо было сразу вступиться за бедолагу. Дед ушел из рубки к себе в камеру и стал ждать, когда выключат свет.

Разбудило его холодное прикосновение, длинные сухие пальцы на запястье.

– Тсс.

Дед сел и глянул на окно. В ярком свете прожекторов всегда трудно было угадать время. Допустим, был примерно час до рассвета. Доктор Шторх поморщился, мол, простите, что разбудил. Поднял обе руки и двинул ладонями, словно говоря: «Знаю, знаю, но доверьтесь мне». Указал на дверь и на потолок. Он звал деда вылезти с ним на крышу.

Обитатели Уолкилла часто обсуждали возможность выбраться на эту часть тюремного здания. Почти все соглашались, что дело в принципе осуществимое, но никто из нынешнего поколения заключенных не сознавался в таком подвиге. Упрямое меньшинство держалось мнения, что путь на крышу – миф, распространяемый злонамеренными охранниками, чтобы спровоцировать нарушение. Они утверждали, что охранники получают премию за каждого пойманного при попытке к бегству.

Дед надел рубашку и брюки, потянулся к ботинкам, но Шторх мотнул головой. Они вышли в коридор. Шли тихо, расставляя ноги, чтобы не выдать себя шуршанием штанин. Свернули в другой коридор и прошли вдоль дверей камер до тупика, который заканчивался сплошной кирпичной стеной.

Доктор Шторх нагнулся у основания стены. Вытащил что-то из-за пояса брюк. Дед в темноте не видел, что у него там, но позже понял, что это были две самые большие канцелярские скрепки, разогнутые на последнем витке. Доктор Шторх подсунул эти крюки под нижний край стены на расстоянии примерно три фута один от другого. Набрал в грудь воздуха. Выдохнул и поднял нижнюю часть стены на себя. Это оказалась деревянная панель на петлях, обклеенная тонкими срезами кирпичей так, что они выглядели продолжением кладки. Отверстие того же размера, что и панель, вело в вентиляционный короб. Дед позже выстроил теорию: отверстие некогда закрывалось решеткой, которую некий изобретательный заключенный поменял на замаскированную под кладку панель, да так ловко, что никто не заметил.

Доктор Шторх сел, просунул ноги в отверстие, затем сам перетек следом. Послышался скрип металла, пауза, снова скрип. Пауза, скрип, пауза: привычный ритм подъема по стальной лестнице. Дед медлил. За последнюю неделю он и без того слишком много и глупо рисковал. Лезть за Шторхом означало испытывать судьбу. Если все закончится плохо, вывод будет один: сам напросился. Бог свидетель, он уже достаточно наворотил, чтобы оправдать такой взгляд.

Воздух в коробе был на вкус как свежие пломбы. Дед ухватился за первую перекладину и подтянулся в темноте. Перекладины были сделаны из пружин подвески; наверняка тот же талантливый инженер, что изготовил дверцу, стащил их в тюремной автомастерской. Кто бы это ни был, он втиснул каждую пружину между двумя деревянными брусками, обитыми резиной от покрышек, и установил враспор у стены, оставив промежуток, в который еле-еле мог пролезть человек. Меньше чем через три минуты они уже выбрались на крышу. Ночь была ясная и звездная. Пахло дымом: какой-то счастливый свободный человек жег листья у себя во дворе.

– Где? – тихо спросил дед. Он уже догадался, что доктор Шторх собрался ему показать.

– На северо-востоке, – прошептал Шторх. – И скоро. Я весь вечер слушал сообщения.

Предвидя, что кто-нибудь – СССР или США – рано или поздно выведет на орбиту искусственный спутник, гарвардский астроном и известный фэн научной фантастики Фред Уиппл на волне Международного геофизического года организовал сеть радиолюбителей, связанную коротковолновыми приемо-передатчиками. При известии о запуске спутника участники сети активно включились в работу: каждую ночь они наблюдали за небом и сообщали время, координаты, направление.