Русалка и миссис Хэнкок - Имоджен Гермес Гауэр

Чуть поколебавшись, миссис Фортескью соглашается:

– Конечно не мог, дорогая.

– Ах, если бы я только могла поговорить с ним! Насколько проще все было бы, если бы я точно знала, какие у него планы! Если бы он оставил мне больше денег!

– Давай я одолжу тебе…

– Нет! – У несчастной Анжелики вспыхивают щеки. – У меня излишек нарядных платьев. Я велю Элизе заложить несколько в ломбарде.

Будь Джорджи рядом, он бы упрекнул ее за недостаток веры. О, но она верила всей душой! В кои-то веки она позволила себе верить каждому слову мужчины! Так вот, значит, к чему это приводит!

Она ощущает ладонь Беллы на своей спине.

– Не думай о худшем. Когда он вернется…

Платочек Анжелики промок насквозь. Она лезет в карман за другим, но Белла вкладывает ей в руку свой, с вышивкой в виде мужнина герба. Анжелика смаргивает слезы, застилающие глаза, и несколько мгновений пристально смотрит на изящную корону и незнакомые буквы. Потом комкает платок в горячем кулаке и бросает на пол.

– Ох и дуреха же я! – восклицает она. – Переполошилась на ровном месте. А ведь мне просто-напросто нужно написать Джорджи, сообщить о своих обстоятельствах. Он сгорит от стыда, когда узнает. Я верна ему так же, как он мне, – у нас с ним духовная близость.

– Но тем временем, если тебе требуется помощь…

Анжелика уже совсем перестала плакать.

– Если ты и вправду хочешь помочь, прекрати мне возражать, – резко говорит она. – В продолжение всей этой прискорбной сцены ты не сказала ни единого ободрительного слова. Только и делала, что строила самые худшие догадки насчет моего Джорджи.

– Я всего лишь пыталась рассуждать здраво. Ты станешь не первой женщиной, чье доверие было обмануто…

– Вот видишь! Ты просто не можешь порадоваться за меня, ни минуты!

Белла вся как-то поникает: плечи опускаются, и хотя в лице у нее печаль едва угадывается, поза выражает именно печаль.

– Все годы нашей дружбы, – тихо произносит она, – я радуюсь твоим радостям и лью слезы, когда плачешь ты.

– Тогда почему сейчас мне перечишь? Радуйся! Радуйся за меня! Ибо я счастлива, как никогда прежде!

Они завершают поездку в молчании, и у особняка миссис Фортескью Анжелика пробормочет лишь самые невнятные и неискренние слова прощания. Кабы она могла предположить, что это последняя их совместная прогулка – что они с Беллой никогда впредь не встретятся в подобных обстоятельствах, – нашла ли бы она в своей душе побольше тепла для старой подруги?

Но она не смотрит вслед миссис Фортескью и катит домой, ни разу не оглянувшись.

Между тем миссис Чаппел примчалась в дом на Портленд-Сквер, где более двенадцати часов назад пропала Полли. Рождественские ветви и звезды по-прежнему украшают здесь каждую поверхность, но все до единой двери, включая чуланные, широко распахнуты, и слуги обыскивают чердаки и простукивают стены в поисках потайных камер. Миссис Чаппел имеет помятый вид и кипит раздражением после поездки через город, ибо она плохо переносит любые неожиданные нарушения своего покоя. Она окидывает одним взглядом царящую вокруг суматоху и быстро ведет Элинору в рабочий кабинет, чтобы поговорить с ней наедине и выпить стаканчик разбавленного водой спиртного. Даже кабинет украшен тисовыми и омеловыми ветвями, каковое зрелище – в свете прерванного праздника – производит самое горестное впечатление и лишь усугубляет панику Элиноры.

– Я помогла Полли выбрать корсет… – Теперь девушка давится рыданиями. – И она сказала: «Нелл, ты сколько пар чулок берешь с собой? А я возьму в два раза больше, поскольку собираюсь танцевать всю ночь». Она упаковала дюжину новых пар, мадам, и все они так и лежат в нашем сундучке.

– Как будто это что-то значит, – фыркает миссис Чаппел.

– Она привезла с собой три тома «Эвелины», – настойчиво продолжает Элинора, борясь со странным ощущением удушья. – Никто не взял бы все три тома, если бы намеревался сбежать в первый же день.

– Прекрати хныкать, – сурово велит миссис Чаппел. – Это не делает тебе чести.

– Но я ничего не знаю! – жалобно воет Элинора.

– Я тебе верю, – говорит миссис Чаппел – магическое заклинание, развязывающее любые языки. – Но ты должна собраться с мыслями и рассказать мне все, что знаешь. Ты последняя, кто ее видел.

– Я и все джентльмены, – уточняет Элинора. – Все джентльмены! Мы с ней находились в их обществе с семи часов до самого ее исчезновения.

– А потом что?

– Я ведь рассказывала уже.

– Давай еще раз.

Элинора ломает пальцы.

– Было около десяти, – говорит она и принимается расхаживать взад-вперед по маленькой комнате, словно гоняясь за собственными воспоминаниями. – Или половина одиннадцатого… ну или одиннадцать. Мы отобедали, выпили по бокалу, и вы наверняка помните, какая чудесная, ясная ночь стояла, хотя очень холодная… – Тут она колеблется, вдруг усомнившись в своих словах, а затем продолжает прерывистым голосом, звучащим пронзительнее, чем прежде. – По крайней мере, здесь ночь была чудесная, и вряд ли на Сент-Джеймс погода сильно отличалась, хотя однажды я слышала о страшном ливне, который прошел в Уайтчепеле в то время, как на Треднидл-стрит вовсю светило солнце, а потому трудно сказать…

Миссис Чаппел нетерпеливо щелкает пальцами:

– Не относится к делу, Нелл. Прошу тебя, не отвлекайся.

– В общем, все мужчины подтвердят, что погода была именно такая, как я помню. И они сказали: «Почему бы нам не выйти на террасу, не полюбоваться садом?»

– Вы были пьяны?

– Я, мадам? Нет, мадам!

– Но Полли-то любит выпить? И под хмельком склонна к безрассудствам – разве нет?

Элинора напряженно смотрит на миссис Чаппел: как лучше ответить?

– Вы полагаете?.. – Она осекается. Мысли ее внезапно разлетаются в разные стороны, словно стая всполошенных птиц, и она задыхается от отчаянных усилий поймать все сразу. – Ну… Полли никогда не напивается до того, чтобы… сейчас да, невольно кажется, что она действовала с заведомым расчетом… но ведь, может, она просто ничего не соображала… может, просто пунш ударил в голову… если она раскается, вы как?.. – Ладони у Элиноры влажные от пота, и она комкает в кулаках свой фартучек. – Вы же простите ее, правда?

– Но она все еще не вернулась, – говорит миссис Чапел.

– А вдруг она попала в беду, мы же не знаем.

– Разве с ней хоть раз приключалась какая-нибудь беда раньше? У меня она жила в полной безопасности, верно? Как и все вы. Ни в чем не нуждалась и неизменно пользовалась моим покровительством.

– Может, ее похитили, – высказывает предположение Элинора. И с надеждой добавляет: – Цыгане.