Хроника одного полка. 1915 год - Евгений Анташкевич

– Это с нашими-то запасами и никудышным пополнением? – Вяземскому не доводилось слышать о таких планах.

– Поэтому я и говорю, что не столько несостоявшиеся планы, сколько поражения, которые мы потерпели, великий князь хотя и с большими трудностями принял на себя, но при поддержке государя принимал бы и дальше и устоял, а теперь, если такое повторится, горечь поражений придётся принимать лично государю! И в этом огромная разница. Второе! Не думаю, что на своей нынешней позиции государь станет оспаривать мнения Алексеева или не утверждать его планов, значит что? Значит, государь при своём начштаба – номинальный главнокомандующий. Третье! К великому сожалению, над государем и государыней витает тень Распутина. В России уже только ленивый не говорит о предательстве и государыне-шпионке. Значит, в случае неудач, а от них никто не застрахован, ваша правота – патронов и снарядов как не было, так и нет – вина за это будет ложиться на царскую фамилию, а это намного больше, чем если только на одного государя. Несравнимо! И последнее, самое главное – государь здесь, а в Петрограде кто? Притом что государь здесь для принятия военных решений практически не нужен! А кто будет принимать решения в столице? А положение сейчас очень похожее на то, что было в девятьсот пятом, не правда ли?

«Да! – слушал и с досадою размышлял Вяземский. – Насколько же в штабах всё видится иначе?!»

Адельберг замолчал и искоса поглядывал на своего собеседника: «Вот так, дорогой Аркадий Иванович, немного можно разглядеть с высоты драгунского седла!»

«Резонно, всё очень резонно! – решил для себя Вяземский. – Нельзя здесь оставаться. Каким бы лестным ни было предложение, нужно возвращаться в полк!»

– И к какому решению склоняетесь вы? – спросил он Адельберга.

– Это сложный вопрос. С одной стороны, я всего лишь заведую разведкой на направлении армии, и у меня налажена работа. Подобрать себе замену не могу, значит, пришлют кого-то одному богу известно кого, и мои люди могут оказаться перед смертельным риском. Специальные разведывательные отряды особого назначения, как их иногда называют, пока себя не показали, они могут срисовать оборону неприятеля, что-нибудь взорвать или кого-нибудь убить, какого-нибудь генерала, привести языка, но не больше. От меня же требуют сведения более глубокие, а если я приму предложение остаться, то всё придётся начинать с нуля. Поэтому я думаю, что помочь Алексееву и Пустовойтенко я мог бы и со своего старого места, а тут уж пусть посадят кого-нибудь новенького. А у вас какое мнение?

– Такое же. Мне совсем не хочется оставлять полк, я его только взял в руки, полк в меня поверил, только-только натянулись все связующие нити… Я буду отказываться! Надеюсь, меня поймут!

Адельберг потянул за цепочку, достал роскошные часы с боем и щёлкнул крышкой.

– Вы не пойдёте на прощание великого князя со штабом?

– Не очень это ловко, я ведь с князем не работал.

Они поднялись и стали отряхивать одежду от травы.

– А я думаю, надо бы! Я думаю, что с этой заменой происходит нечто непростое, не просто Алексеев меняет Янушкевича. Это, думаю, событие на ровне с эпохальным, государь меняет великого князя, и хочется всё увидеть своими глазами. Думаю, мы постоим в последнем ряду, князю будет не до нас, зато всё увидим.

С этим Вяземский согласился, и они пошли вверх к Губернаторской площади.

По дороге Вяземский вдруг вспомнил и спросил:

– Александр Петрович, а вам удалось передать письма сыновьям Константина Фёдоровича Розена, моего бывшего командира?

– Да, но не лично. Я сразу передал по их полкам, правда, дальнейшей судьбы не знаю.

Вяземский кивнул, на это сказать было нечего, и рассказал, что в Москве в отпуске купил английскую винтовку с оптическим прицелом. Адельберг благодушно улыбнулся:

– Ну что ж, с приобретеньицем вас, Аркадий Иванович, только пока фронты в движении, вряд ли она пригодится.

Прощание с верховным проходило в зале окружного суда. Вяземский и Адельберг встали у стены. Офицеры штаба заметно волновались. Вяземский иногда поглядывал на Адельберга, тот был весь внимание. Великий князь вошёл, с высоты своего роста оглядел зал, встретился взглядом с Вяземским, совсем немного уступавшим ему, улыбнулся и кивнул. Потом стал говорить речь. Офицеры слушали в тишине. Великий князь говорил несколько минут и в конце сказал:

– Я уверен, что теперь вы ещё самоотверженнее будете служить, ибо теперь вы будете иметь счастье служить в Ставке, во главе которой сам государь. Помните это!

Великий князь замолчал, и Вяземский увидел, как у того блеснули слёзы. Адельберг это тоже увидел и многозначительно покачал головой. Где-то в передних рядах кто-то упал от потери чувств. Великий князь сделал вид, что этого не заметил, и ушёл.

На следующий день великий князь отбывал из Ставки. На вокзал пришли прощаться все чины штаба. Было пасмурно, и на душе у всех – это чувствовалось – тоже было пасмурно. Великий князь и государь ненадолго поднялись в вагон, и через несколько минут государь вышел. Великий князь стоял на площадке, поезд тронулся, и он взял под козырек и так стоял, пока его было видно.

Вечером прибывших офицеров собрал новый начальник штаба генерал Алексеев. Беседовал с каждым отдельно в присутствии своего генерал-квартирмейстера Пустовойтенко. Многие офицеры выходили из кабинета с радостными, счастливыми лицами. Дошла очередь до Вяземского. Алексеев встретил его очень ласково, но расстроился, когда Вяземский попросил оставить его в полку.

– Ну что же, Аркадий Иванович, воля ваша! Ваш полк, насколько мне известно, выведен в тыл на отдых. – Он глянул на Пустовойтенко, тот кивнул. – Поэтому задержитесь на несколько дней, надо обновить карты и все сведения о положении на вашем участке, надо помочь.

После Вяземского вызвали Адельберга. Александр Петрович пробыл у генералов недолго, не больше пятнадцати минут, и вышел недовольный.

– Ну как? – обратился к нему Вяземский.

– Приказано задержаться на три недели.

Они пошли в конец коридора и закурили у открытого окна.

– Ну, три недели – невеликий срок, а в чём причина, какие резоны? – спросил Вяземский.

– Резоны простые, ваш Северо-Западный фронт делят на два: на Северный и Западный, и придётся создавать два управления фронтами, два генерал-квартирмейстерства, подбирать офицеров, определять направления и разделительную линию по задачам, в общем, много чего. Алексеев сказал, что через три недели он меня отпустит. Но…

Адельберг не закончил, мимо них, скользя по паркету, бежал поручик, у него было настолько счастливое лицо, светились глаза и подрагивал на кителе Георгиевский крест, что Вяземский и Адельберг переглянулись, а поручик чуть их не сбил, так он разогнался. Ему надо было налево на лестницу, а он проскочил и почти что врезался в офицеров.

– Что это вы, поручик, летите сломя голову? – спросил его Вяземский, посторонившись. – Зашибётесь ведь!