Порочная игра - Кристина Уэллс

Ему так легко было поверить. Внутренний голос напоминал Саре, что все они лгут убедительно и пользуются любовью, заставляя сомневаться в собственной интуиции и уме.

— Я не думаю, что, заплатив моему мужу за то, чтобы он от меня сбежал, ты действовал исходя исключительно из моих интересов. Ты намеревался занять его место, когда он исчезнет?

Вейн с шумом втянул в себя воздух, словно она ударила его под дых.

— Я думал лишь о том, чтобы защитить тебя. Я понимал, что только так смогу его остановить. После того как он исчез бы из твоей жизни, ты могла бы вернуться к родителям. Это было бы закономерно.

Сара пребывала в смятении. Она не доверяла ему, но и себе доверять тоже не могла. Голова гудела, Сара чувствовала себя смертельно усталой, ее подташнивало. Сейчас она не в состоянии продолжать этот разговор.

Прикоснувшись к вискам, она прошептала:

— Я не могу об этом говорить. Я должна подумать. — Она обхватила себя руками, тщетно пытаясь унять озноб. — Я… я не могу думать, когда ты рядом.

Он отвернулся от нее и, опершись ладонями о письменный стол, опустил голову. Что означал этот жест: согласие ждать или признание поражения?

Ей очень хотелось подойти к Вейну и обнять, утешить. Это она виновата в том, что ему так плохо. И все же она не могла позволить себе слабость. Слишком часто в прошлой жизни она принимала любые отговорки и даже сама придумывала Бринсли оправдания, и все ради той любви, которую питала к нему. А он обратил эту любовь против нее, превратив чувство в орудие пытки. И в конечном итоге ее любовь перековалась в ненависть.

Да, Сара любила Бринсли. И ненавидела его. И эта ненависть превратила ее в очень плохую женщину. В бессердечную женщину, которая не знает, как можно любить кого-то так же беззаветно и благородно, как любит Вейн.

Она поверила в то, что говорил Вейн о том чеке. Этот поступок был вполне в духе того деятельного и решительного мужчины, каким был Вейн. Мужчины, привыкшего принимать решения и нести за них ответственность. Мужчины, которого она полюбила. Она верила в то, что он любит ее так, как только способен любить мужчина. Она знала, что сама любит его. Тогда почему же так трудно, так невыносимо трудно убрать щит и впустить его в душу?

— Сара? — Низкие вибрации его голоса заставляли ее сердце сжиматься от тоски. Тоски по нему. — Я бы отдал жизнь, лишь бы тебе не было больно. Что бы ты сделала на моем месте? Он хотел причинить тебе боль.

— Он не стал бы причинять мне боль. Физическую боль. — Существовало много иных способов…

— Откуда мне было знать об этом, Сара? Разве я мог рисковать? Видит Бог, я никогда не думал, что у него хватит жадности принять мои деньги и при этом все равно принудить тебя провести со мной ночь. Должно быть, он передумал уезжать.

— Возможно, он никогда и не собирался уезжать. Он любил меня, Вейн. То было извращенное, эгоистичное чувство, но по-своему он меня любил. Теперь я понимаю, почему он так хотел причинить мне боль в ту ночь. Он видел нас вместе, он догадался о том, что мы чувствуем друг к другу.

Горло ее болело. Голос охрип.

— Он сказал, что он все испортил. Полагаю, мы оба все испортили.

Вейн посмотрел на нее и поднял руку.

— Ты все еще хочешь попытать со мной счастья, Сара?

Ну, вот она и оказалась перед выбором. Она могла поверить Вейну на слово, довериться ему и шагнуть в пропасть. Такова цена доверия. Ты рискуешь всем, что имеешь, всем, что тебе дано. Она представила себя рядом с Вейном, любящей его всем сердцем и душой, без оговорок, и поежилась от страха и сладкого предвкушения.

Разум подсказывал ей, что Вейн никогда ее не предаст так, как предавал Бринсли. Он был слишком порядочным человеком, слишком честным. Даже зная о том, что он утаил от нее правду о том чеке, она верила в него. Она верила в то, что Вейн с самого начала действовал из лучших побуждений.

И все же сердце ее не было готово к этому последнему прыжку. Она думала, что все решено. Но всего лишь одно отступление от придуманного ею сценария, всего лишь одна неудача, и ее сердце вновь начало сомневаться.

Когда Вейн на следующее утро спустился к завтраку, дворецкий вручил ему письмо:

— Посыльный сказал, что это срочно, милорд. Вейн открыл письмо, и сердце его, как ни странно, упало. — Он нашел его. Он нашел мальчика.

Вейн не колебался. Он немедленно поднялся наверх, в спальню Сары. Постучав в дверь, он вошел.

Она сидела на подоконнике и смотрела в окно, любуясь ясным голубым небом и изумрудной зеленью сада. Волосы каскадом ниспадали с плеч, как раз так, как он любил. На Саре была простая льняная сорочка, не тот наряд из шелка и кружев, который купил ей он. Из этого Вейн заключил, что Сара не хочет, чтобы он к ней прикасался.

Вейн кашлянул.

— Прошу прощения за то, что побеспокоил тебя, но я подумал, что ты захочешь знать. Пришла весточка от Финча. Он нашел Тома.

Ее сердце сделало кувырок. Удивление, облегчение, радость — все это разом отразилось на ее лице, согнав с него болезненную бледность. Она словно просветлела. И глаза ее вдруг стали очень яркими и очень зелеными.

Она соскочила с подоконника и бросилась к Вейну. Схватив письмо, она любовно разгладила края листа. Вейн смотрел, как трепетали ее густые ресницы, когда она пробегала глазами по строчкам.

— Он пишет, что Том в добром здравии и вполне счастлив. — Она прижала руку к груди. — О, какое чудесное известие! Финч спрашивает, может ли он прийти к нам в десять, чтобы сообщить кое-что еще. Конечно, он может прийти! И почему он не пришел сразу? Вейн, вели ему прийти немедленно.

Вейна пронзила боль. Сара лучилась счастьем в предвкушении встречи с мальчиком, которого она даже не знала.

— Вначале поешь, — сказал Вейн. — Мальчик никуда не исчезнет за то время, пока ты позавтракаешь.

Она пристально взглянула на него, и на ее лицо легла тень. Возможно, потому, что она вспомнила прошлую ночь.

— Да, конечно. Ты прав. — Она взглянула на дверь. Очевидно, Сара не чаяла поскорее от него избавиться. Она его не простила.

Сара вызвала горничную, дернув за шнурок, и подошла к туалетному столику со множеством маленьких серебряных горшочков.

— Поговорим о прошлой ночи? — спросил наконец Вейн.

Судорожный вздох.

— Я… я не могу думать об этом сейчас.

«У меня есть дела поважнее».

Невысказанные слова повисли в воздухе, сгущая атмосферу. Даже если она выпроваживает его, неосознанно используя мальчика в качестве щита, в Вейне вскипела ревность.

И ревность заставила его сказать:

— Ты же сама прочла в письме, что мальчик счастлив и о нем хорошо заботятся. На этом можно ставить точку.

Она обернулась, и он увидел в зеленых ясных глубинах проблеск разочарования.