Равенсбрюк. Жизнь вопреки - Станислав Васильевич Аристов

одетые женщины с кружками и с узелками хлеба на поясе.

Нас, военнопленных, также гоняли на воскресные «прогулки». В нашей группе сопротивления задумали выразить свой протест унизительному наказанию. Решили участвовать в марше, но по-своему. Стали готовиться, чтобы принять опрятный – парадный – вид. Сирена известила о начале «прогулки». На этот раз наш блок строился быстро в колонну по четыре человека. И, не дожидаясь команды блоковой надзирательницы, мы двинулись вперед торжественным маршем, четко, по-военному чеканя шаг, держа строгое равнение в рядах. За нами выходили колонны из других блоков.

И вот в первых рядах нашей колонны начали петь, сначала тихо, потом все громче и громче.

Пусть ярость благороднаяВскипает, как волна.Идет война народная,Священная война.

Проходя мимо эсэсовцев и командира лагеря Зурена, мы перешли на строевой шаг, и наша песня звучала еще громче. Эту песню подхватили в задних колоннах. Женщины гордо смотрели в глаза фашистам.

На их лицах мы увидели гнев, ярость, негодование.

– Убрать эту «красную банду», – зарычал Зурен вне себя от бешенства.

Да, в тот день было от чего разгневаться палачам. У нас же настроение было приподнятое, возбужденное, и мы ощущали свою победу.

Так мы добились освобождения от одного из диких, унизительных наказаний – «воскресных прогулок». Ведь администрации лагеря было невыгодно демонстрировать такой протест ротармеек – советских военнопленных.

Наш «марш» взволновал тогда всех заключенных Равенсбрюка, он доказал, как много значит организованность и сплоченность. Он явился толчком для усиления деятельности всех групп сопротивления».

Сокова Александра Николаевна

Поэтесса. Стихи начала писать в лагере. Эта женщина с берегов реки Волги, из г. Казани, где она работала медицинской сестрой в городской больнице. Уже на третий день войны она, как медицинский работник, была мобилизованы в ряды Красной армии.

Прибыв на Западный фронт, была зачислена в хирургическую группу отдельной роты. Участвовала в боевых сражениях, а в сентябре 1941 года в селе Оржица, близ города Гомеля, рота попала в окружение. Потом плен. Гнали из тюрьмы в тюрьму: Оржица, Дарница, Киев и снова Дарница, концлагерь Равенсбрюк…

Александра Сокова очень любила литературу, особенно поэзию. Много читала стихов русских и зарубежных поэтов. А потом все виденное, переживаемое она стала передавать в поэтической форме – стихами. Подруги стали называть ее «наша поэтесса»…

Стихи ее далеки от совершенства, но в лагере, в часы мук и страданий, их воспринимали тепло и радостно. Они вселяли в сердца веру в победу нашей армии. Александра Сокова старалась откликнуться на каждое событие, взволновавшее пленниц лагеря. Женщины иногда сами подсказывали темы о том, что видели их глаза, о том, что они переживали.

Многие стихи Соковой пленницы заучивали наизусть, подбирали знакомые мотивы песен и пели их в часы негласных сборов групп сопротивления.

Строки из воспоминаний:

«…Писать стихи было опасно, а еще опаснее хранить их: в блоках, где мы жили, эсэсовцы часто производили обыски, и если бы они обнаружили записи, то это привело бы к печальной развязке – к смерти…Писать приходилось на клочках газеты, на обрывках каких-то этикеток.

А когда посылали на земляные работы, на перевозку песка, то и там пользовались моментом писать стихи. Прутиком напишешь строфы на песке, а потом их запоминаешь. Да и подруги мне в этом часто помогали.

Стихи свои я прятала на территории лагеря, зарывая их в землю. Помогали прятать стихи подруги и даже больные, лежащие в ревире.

Чудом я выжила в Майданеке. Меня вновь привезли в Равенсбрюк, где вскоре пришло к нам освобождение.

Вот строфы из последнего стихотворения, написанного в лагере, в мае 1945 года:

И по-волшебному брамы раскрылись,В прах разлетелись замки палачей.Люди, что годы в застенках томились,Вытрут кровавые слезы очей.

Стихи Александры Соковой (строфы):

К ТОВАРИЩУ (Посвящены Любе Конниковой)За блок штрафной, за плети зверяЕму отплатит наш народ!КРЕМАТОРИЙТой дорогой прошли сотни тысяч людей.Заводили их в камеру с газом.Матерей и отцов, даже малых детейУмерщвляли там сотнями разом.Их телами топился камин вновь и вновь,Пламя жаркое с дымом мешалось…Так кипела людская невинная кровь.Но таким же огнем месть рождалась.«МАРШ СМЕРТИ» (песня на мотив «Раскинулось море широко»)Здесь мучают, бьют, истязают,Здесь голодом морят людей,Здесь в мрачных застенках пытаютИ женщин, и малых детей…НАКАНУНЕ (ЯНВАРЬ 1946 Г.)И горячее сердце бьется.Свободы ждет, конца войны!Нам скоро счастье улыбнетсяИ ширь полей родной страны!ЭПИЛОГ СКАЗКИ (МАЙ 1946 Г.)Славься же партия – сердце народа!Красная армия, слава тебе!Радость победы, наша свободаТолько куется в борьбе.

Никифорова Антонина Александровна

Военврач 3-го ранга Краснознаменного Балтийского флота. «Доктор Антонина» – так называли эту женщину. Для всех, кто ее знал в лагере, для всех заключенных, независимо от национальной принадлежности, она олицетворяла собой советскую женщину – с ее сердечностью, мужеством в достоинством. «Доктор Антонина» явилась одной из активных участниц сопротивления в ревире лагеря. Она оказала помощь многим в спасении их жизни.

Военную форму Антонина надела в первые дни войны, получив назначение в стационарный военно-морской госпиталь на острове Саарема (Эзель) в Балтийском море. В октябре 1941 года попала в плен и до января 1943 года перегонялась из лагеря в лагерь. В Майданек Антонина прибыла с партией первых русских пленниц. Много пришлось пережить смертельных ужасов, ведь в лагере все было подчинено одной цели – уничтожению людей. За протесты, за отказ работать на военных предприятиях партию ротармеек отправили в Равенсбрюк. Антонина как врач работала в 21-м блоке и ходила в ревир на вскрытие. Знание немецкого языка позволяло ей многое сделать для больных, лежащих в лазарете. Она помогала уничтожать карточки отобранных для отправки в газовую камеру. Обстановка в ревире была ужасная, наполнена смертельными опасностями, злодейскими экспериментами над больными. Гитлеровские врачи зверски обращались с больными и слабыми женщинами, все делали для уничтожения женщин и детей.

Строки из личных показаний врача Антонины Никифоровой о работе ревира (из документов комиссии военной части):

«…С 1944 года «транспорты» о заключенными стали приходить все чаще и чаще. Народу становилось все больше и больше. Число больных увеличилось, появились случаи смерти в блоках. Вспыхнула эпидемия тифа. Больных изолировали, но вся система лагеря была такова, что бороться с заболеваниями было почти невозможно, и брюшной тиф выбирал себе все новые и новые жертвы, тем более что изолировались только резко типичные случаи, а подозрительные оставались в блоках.

…Пищевой рацион уменьшился. Пол-литра супа из кормовой брюквы и 150–200 граммов хлеба на холоде, при тяжелой физической работе, при выстаивании по нескольку часов на аппеле – это сразу же сказалось на более слабых и больных. Появились голодные отеки. Колонна по уборке трупов с трудом справлялась со своей работой, объезжая блоки и забирая трупы два раза в день.

К этому же времени, к январю, закончилась постройка нового крематория. Теперь дым и пламя из двух печей освещали темный пустой лагерь вечером.

С 28 января