Равенсбрюк. Жизнь вопреки - Станислав Васильевич Аристов

маленького Леню. Позже, когда пришел день Победы, вывезла Леню о собой в Крым и усыновила».

Муж Лиды вернулся с войны инвалидом – без руки. Между Леней и отцом установилась хорошая мужская дружба, и Лида по-матерински радовалась семейному счастью.

Судьба Лени – это судьба многих детей партизан Витебской области. Отец и мать погибли в концлагере Освенцим. Зимой 1945 года, когда Лене было 6 лет, больной и слабый, он с группой детей из Освенцима прибыл в Равенсбрюк.

Леня помнил, что у него были еще брат и сестра, но что с ними случилось, не знает. Помнил он и то, что фамилия его Клюев, а отца звали Дмитрием. И все же при получении паспорта он самостоятельно принял фамилию своего приемного отца за отеческую заботу и ласку.

Строки из воспоминаний:

«Взоры тысяч заключенных женщин, томившихся в фашистских концлагерях, были обращены на восток, откуда они ждали освобождения. Прибытие в лагерь нас, военнопленных, было большим событием в жизни остальных заключенных.

Измученные, изболевшие люди физически и морально ждали от нас поддержки. И они не ошиблись.

Сильные духом, уверенные, как никогда, в своей победе, мы, русские военнопленные, завоевали большую симпатию остальных заключенных.

Не страшась жесткого режима лагеря, преодолевая ожесточенные преследования эсэсовцев и ауфзеерок, мы вместе со своими товарищами – чешками, польками, француженками и др. – создавали кружки по изучению истории партии, «Капитала» Маркса и др. Вместе с остальными нашими заграничными друзьями отмечали мы все наши праздники.

Слушали истории их народов, слушали их народные песни. Преодолевая голод, изучали мы языки немецкий, польский, французский, а они изучали наш русский язык. Бойко Леля каждое воскресенье преподавала русский язык полькам. Жаклин Ригольт учила нас французскому языку. Слава из Чехословакии, Мария из Югославии и я слушали лекции Эрики из Мюнхена по «Капиталу» Маркса.

Вместе с польскими блоками переживали мы, когда фашисты брали молодых здоровых девушек-полек и делали над ними эксперименты. С изуродованными ногами, после мучительных болей возвращались иногда девушки обратно, оставаясь калеками на всю жизнь.

Периодически, вначале один раз в год, а затем чаще, стали практиковать отправку «транспортов» из лагеря. Одни «транспорты» шли на фабрики и заводы, а другие – в лагеря уничтожения.

Я хочу рассказать о «черном транспорте», отправленном в феврале 1944 года в концлагеря Равенсбрюк, в который попали 12 наших военнопленных женщин и девушек. Процесс отбора на «черный транспорт» проходил под видом отправки на фабрику. Но благодаря работе коммунистического кольца заключенные от работающих в канцелярии узнали, что на ceй раз повезут 800 человек на сжигание в Майданек. Это вызвало возмущение всех узниц.

Мы, военнопленные, решили обратиться с протестом в письменной виде в коменданту лагеря. Такой протест был написан Евгенией Лазаревной Клем на немецком языке. Затем две девушки вручили свой протест полицайке комендатуры, а та должна была передать в комендатуру.

На наш письменный протест не последовало ответа. Пришел день отправки «черного транспорта». Намеченных заключенных стали полицайки с эсэсовцами забирать из бараков в «баню». По всему лагерю плач, крик. Люди, уходящие в «баню», плачут, некоторые из них своим товарищам выкрикивают свои последние прощальные слова. Их уводят силой.

В наш барак почему-то пришли забирать намеченных жертв в самую последнюю очередь.

Мы решили не отдавать наших товарищей. Помню, мы собрались все, кто не был на работе, и обступили тех, кого должны забрать. Сказали им не выходить, когда будет эсэсовка называть их номер. У каждой заключенной номер был нашит под винкелем на груди.

Мы решили не отдавать своих товарищей на «черный транспорт». Так было и сделано. Когда старшая по бараку стала выкрикивать номера намеченных девчат, все молчали. Из толпы никто не выходил. Она вновь повторила номера, но никто не отзывался и не выходил. Эсэсовки поняли, что мы решили не отдавать наших товарищей. Одна из них начала кричать, что если эти заключенные сейчас не выйдут из толпы, то нас всех расстреляют. Но никто не выходил. Все стояли на своих местах. Тогда они начали кричать еще громче на нас разными бранными словами. Они дергали и били по лицам тех девушек, которые стояли впереди. А мы все продолжали стоять. Тогда эсэсовки начали хватать по одной из толпы и бросать на вторую половину барака. Только таким насильным путем были забраны наши подруги. Их повели в «баню». А мы решили вновь выступить с протестом.

Помню, мы все выстроились и строем пошли к комендатуре и стали требовать отмены отправки «черного транспорта».

Когда мы подошли строем к комендатуре, то к нам вышла переводчица и спросила, что мы хотим. Мы ответили, что мы хотим говорить с комендантом лагеря.

Переводчица зашла в комендатуру, и через некоторое время из комендатуры вышел комендант в сопровождении той же переводчицы. Он, широко расставив ноги, спросил, кто из нас говорит по-немецки. Евгения Лазаревна ответила, что она говорит. Но он на это не обратил внимания и пошел снова в здание комендатуры. Мы продолжали стоять. Затем были вызваны из-за брамы четыре автоматчика. Когда автоматчики подошли и стали впереди напротив нашей колонны, из комендатуры снова вышел комендант в сопровождении переводчицы.

Комендант в присутствии автоматчиков почувствовал себя смелее и начал кричать: «Сейчас же уходите в барак! Если вы не уйдете, я расстреляю вас всех, как собак! Свиньи!..» и другими словами. Переводчица бегала вдоль строя и все говорила: «Дивчинки, ходьте на блок, ходьте на блок». Но мы все продолжали стоять. Мы требовали отменить «черный транспорт». Но комендант на наше требование совсем не обращал внимания. Затем нас силой всех начали гнать в барак.

После возвращения в барак мы решили выразить свой протест объявлением голодовки на трое суток: вся наша группа женщин, численностью почти в 500 человек, отказалась от еды. И когда мы заявили о своем решении старшей барака, то она сказала: «Дивчинки, ой цо то бензе, цо то бензе. Ради буга не робить того». Но мы решили, и в своем решении мы тверды. Сразу же каждый, у кого были еще кусочки от несъеденной пайки хлеба, принес и сдал для общего распределения этого хлеба для больных или слабых здоровьем, которые находились среди нас. Больных товарищей мы не могли сразу же обрекать на смерть.

Обычно наших девушек заставляли приносить обед в барак, в этот день нам принесли сами. Но никто даже не поднялся со своего места, чтобы получать обед. Впервые за все существование этого концлагеря заключенные осмелились поднять свой голос против командования лагеря, впервые в истории концлагеря Равенсбрюк заключенные осмелились объявить голодовку.

Фашисты пошли на соблазн. Никогда за все время существования концлагеря не выдавали заключенным искусственный мед, а в этот день на ужин они решили