Ричард Длинные Руки - гроссграф - Гай Юлий Орловский

Леди под деревом проснулась и начала было заинтересованно прислушиваться, когда Тамплиер вышел из себя, но тот спохватился и дальше дрался в мрачном молчании. Она некоторое время приподнималась на локте, вдруг да мы переговариваемся вполголоса, а женщинам нужно все знать, но, ничего не услышав, опустила голову и вновь уснула, уткнувшись в Бобика.

Я прохрипел:

- А вы женщине не интересны, сэр Тамплиер!

Он прорычал в недоумении:

- Это вы к чему?

- Спит, - сказал я обвиняюще. - Ей все равно, кто победит и кто овладеет ею. Женщины - есть женщины. Достаются сильнейшему, а им самим все равно, кто этот сильнейший.

Он оборвал резко:

- Вам она не достанется!

- Ага, - сказал я с удовлетворением, отскочил, избегая сильного удара в голову, и закончил: - Признаете, что сильнейший - я! Может быть, сразу сдадитесь?

Он зарычал и пошел, как бык, напролом, нанося сильнейшие удары из всех положений. Я поспешил воспользоваться размашистыми движениями, мой меч высекал искры и теперь царапал его доспехи тоже, но слишком уж прочные, под стать моим, да и сам он не дает возможности нанести роковой удар… Даже представить себе не могу, каким ударом можно свалить такого быка.

Взгляд мой упал на небо, я отпрыгнул и, торопливо перекрестившись, сказал в благочестии:

- Господь благословил день для работы, а ночь определил для отдыха.

Тамплиер задержал в замахе меч, повернул голову в сторону заката.

- И что? - спросил он в недоумении.

Я перекрестился еще раз и повторил елейно:

- Господь определил день для ратных трудов, а ночь для размышлений о путях праведных! Это значит, поединок, увы, к моему глубокому, даже глубочайшему сожалению, придется прервать до восхода солнца, увы-увы.

Он посмотрел на меня в недоумении.

- С чего это, - рыкнул, как рассвирепевший медведь, - мы станем прерывать поединок? Еще светло!… Я прикончу вас до восхода луны, так и при ней вполне… Сейчас, кстати, полнолуние!… Все прекрасно видно.

Я ахнул и посмотрел на него в ужасе:

- Сэр, вы… сатанист?

Он прорычал зло:

- Что за глупость?

- Но при луне… только сатанисты! Они поклоняются луне, в ее честь совершают обряды… Вы какие-то обряды совершаете? Мне можно признаться, дама спит, а один из нас тайну унесет в могилу, так что не стесняйтесь!

Он сказал гневно:

- Да никаких ритуалов… Я - христианин! И мечом свою веру христианскую…

Я злорадно указал на кончик красного солнца, что блеснул рубиновым лучом за краем земли и погас, освещая только облака в небе и сам небосвод.

- Но солнце зашло!

Он ответил упрямо:

- Ну и что?

Я сказал с нажимом:

- Вы что, не знали? Осмелюсь предположить, что вы не только плохой христианин, но и не все обычаи рыцарские знаете… Видать, не из столицы? Видно, видно… Ну это ничего, и в медвежьих углах иногда рождались сравнительно приличные люди. Так вот, благородные рыцари… особо те, что уж особо благородныя… на ночь прерывали поединок, разводили костер, жарили дичь, подкрепляли свои силы и силы благородного противника горячим жареным мясом… а утром продолжали поединок! Это истинно рыцарское поведение, его воспевают трубадуры!

Он прорычал:

- Не слыхал я таких песен…

Но в громовом голосе я уловил неуверенность. Похоже, в точку: совсем не из столицы эта гора, такие рождаются в каком-нибудь Муроме или Бобруйске и потом из кожи вон лезут, доказывая уязвленно, что и в глубинке есть рыцарская культура.

- Ничего, - утешил я, - как-нибудь протопчут задними ногами и туда дороги. Не всегда там у вас зима и медведи ходят по улицам.

Он взревел:

- У нас есть знатное рыцарство!… Хорошо, сэр, располагайтесь на отдых, чтоб вы этим отдыхом… Я подстрелю что-нибудь на ужин, раз уж нужна именно дичь, хотя у меня в шатре всякой еды немало…

- Нужна дичь, - прервал я сочувствующе, - таковы рыцарские обычаи!… Вы, как хозяин этого места, угощаете. А я оценю вашу щедрость и рыцарское поведение.

Это я вовремя ввернул, а то он, судя по его лицу, полагал, что и я охотно ринусь гоняться за утками или оленями. Я с облегчением проводил его взглядом, эта гора довольно легко запрыгнула на другую гору, четвероногую, а я, удерживаясь от желания опуститься на истоптанное копытами наших коней поле и полежать, пока перестанет трястись каждая жилка, собрал себя воедино и потащил к костру.

Бобик напрыгнул на меня пару раз, но я огрызнулся, и он обиженно отстал, только смотрел с укором. Девица встретила меня затуманенным от полусна взглядом и дерзкой улыбкой.

- Похоже, вам досталось, - сказала она милым музыкальным голосом и таким ликующе жизнерадостным, что у меня пальцы зачесались от желания схватить ее за милое, не тронутое загаром горлышко и придушить слегка, а потом уже и не слегка. - Сэр Тамплиер великий воин, не так ли?

- Да, - согласился я, - футов восемь, да? С дюймами?… С вашего разрешения я присяду для галантной беседы и комплиментов.

Она улыбнулась нахально.

- А у вас еще остались капли жизни на комплименты? Мне показалось, сэр Тамплиер ее почти всю из вас вышиб.

- Показалось, - заверил я, - это я поддавался, чтобы вам сделать приятное. Вам крайне лестно воображать, что едете с самым сильным рыцарем. А для дамы что не сделаешь…

Она кисло поморщилась.

- Неудачно вы начинаете комплименты.

- То ли еще будет, - заверил я. - Я вам еще не сообщил о вашей внешности! И ни с чем ее не сравнивал. А уж характер так и вообще…

Она оживилась:

- Ну так начинайте! Мне барды многое наговорили, учтите. Посмотрим, что умеете вы. Я слышала насчет медвежьего угла, сэр. Должна заметить, что оскорблена за сэра Тамплиера. Он не из медвежьего! У них там в основном туры водятся великанские и огры лесные.

- Верю, - поспешно согласился я. - Как посмотрю на сэра Тамплиера, так и верю, что там огры лесные… Мама его, видать, часто гуляла в лесу, цветочки собирала в поэтическом одиночестве и благородной задумчивости?

Она посмотрела с подозрением.

- Вы на что-то намекаете?

Я выставил перед собой руки.

- Что вы, что вы! Ни на что!… Просто, когда человек занят или глубоко задумается, он может многое не заметить. Помню, мой батюшка спрашивал служанку, от кого забеременела в этот раз, так она знаете, что ответила? Думаете, говорит, я всякий раз оглядываюсь, когда лестницу мою?…

Она фыркнула и оглядела меня надменно.