Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн

Почти сразу после публикации теория Куна сама вызвала изменение парадигмы в том, как рассматривали науку. Сам термин «изменение парадигмы» вошел в язык и стал применяться не только по отношению к науке, но и почти во всех областях, где происходили фундаментальные изменения направления. Действительно, подход Куна, по-видимому, очень хорошо соответствует тому, как развивается знание во многих сферах, от искусств до социальных наук. Теория была опубликована в 1960-х годах и из-за релятивизма и кажущегося радикализма получила одобрение со стороны контркультуры. Казалось, будто она сбросила науку с пьедестала элитарности. Научное знание перестало быть особой, привилегированной формой понимания и превратилось всего лишь в еще один «язык», еще один способ беседы.

Поппер и Кун (и еще больше их сторонники) вели энергичный, даже ожесточенный спор. Поппер считал модель иррациональности изменения парадигмы и расплывчатость идеи Куна о нормальной науке отвратительными. Кун рассматривал периоды нормальной науки как положительные: именно тогда проводилась плотная работа. По мнению Куна, правильно, что работающие в рамках парадигмы должны ее защищать. Поэтому для Куна концепция науки – это не модное веяние контркультуры, как ее сначала воспринимали, а по природе своей консервативная теория. Кун сам был солидным представителем истеблишмента, работал в самых престижных американских научных институтах, Гарварде, Беркли и Массачусетском технологическом институте, и защищал весь аппарат американского научного военно-промышленного комплекса. Поппер по большей части был диссидентом. По его мнению, фальсификация была прекрасным оружием для использования против истеблишмента.

– Так кто выиграл спор?

– Я думаю, что и тот и другой заслуживали высочайшей оценки даже с точки зрения идей. Образ нормальной и революционной науки, созданный Куном, в основном правилен в части механизмов функционирования науки; но с точки зрения логической истины и творческого потенциала фальсификационизм обладает огромными достоинствами.

– Если бы их можно было как-то скомбинировать…

– Ты слишком хорошо меня знаешь! Именно это и сделал Имре Лакатос (1922–1974), венгерский философ, который работал с Поппером в Лондонской школе экономики. Лакатос блестяще сочетал идеи Куна и Поппера. Имре Лакатос утверждал, что вместо парадигм в каждой научной дисциплине существует ряд конкурирующих исследовательских программ. Каждая исследовательская программ обладает «твердым ядром» из идей, которые являются фундаментальными для программы, и «защитным поясом» из менее важных концепций и теорий, которые можно критиковать, не нанося смертельного вреда ядру. Программа как целое будет пытаться защищаться от критики, в основном в манере консервативных парадигм Куна, но также пользуется методологией Поппера в своей работе. Лакатос говорит, что успешные исследовательские программы должны быть прогрессивными, подразумевая, что они расширяются для объяснения все большего числа характеристик мира, но каждое новое утверждение тщательно проверяется и отбрасывается, если оно фальсифицировано.

Вероятно, самое большое отличие исследовательских программ от парадигм Куна заключается в том, что, по мнению Куна, в любую эпоху всегда может быть только одна господствующая парадигма. Лакатос считает, что могут и должны быть конкурирующие исследовательские программы. Такая конкуренция будет выявлять прогрессивные и вырождающиеся программы. Наиболее ярким примером служит конкуренция между системами Коперника и Птолемея. В конце XVI века были предприняты несколько попыток поддержать старую программу: так, например, теория Тихо Браге утверждала, что другие планеты вращаются вокруг Солнца, но Солнце по-прежнему вращается вокруг Земли. Однако программа оказалась вырождающейся, тогда как система Коперника, сохранявшая ядро в виде гелиоцентрической Солнечной системы, продолжала оставаться прогрессивной, несмотря на крупные изменения в ее «защитном поясе».

Но даже вырождающиеся программы могут восстановиться, поэтому, советует Лакатос, не следует слишком скоро менять деятельность. Но что значит «слишком скоро»? Как вы можете рационально определить, когда исследовательская программа претерпела вырождение до точки невозврата? Об этом Лакатос не говорит.

Такая неопределенность в отношении момента, когда исследовательская программа должна быть отвергнута, – один из кажущихся недостатков теории Лакатоса. Он попытался – и в какой-то степени преуспел – сочетать социологический подход Томаса Куна с объективизмом и реализмом Карла Поппера. Но критики Лакатоса считали фатальным отсутствие ясного способа признать «смерть» исследовательской программы. Я по-прежнему думаю, что Лакатос был довольно близок к установлению того, что делает наука и что она должна делать.

– Хмм… Итак, если я ничего не пропустил, индукция – это притворство, фальсификационизм был фальсифицирован, парадигмы Куна изменились, а исследовательские программы Лакатоса выродились. Так что остается?

– Я приберег лучшее напоследок. Пол Фейерабенд (1924–1994) построил карьеру, опровергая утверждения философов (для того, чтобы разобраться в научном методе) и заявления самой науки (чтобы понимать и контролировать мир). Фейерабенд сначала был последователем Поппера, но вскоре стал видеть ограничения, которые накладывает фальсификационизм, в частности его беспокоила существующая опасность, что из-за кажущегося опровержения можно преждевременно отбросить работоспособную теорию. Но философ также ожесточенно выступал против консерватизма парадигм Куна.

По мнению Фейерабенда, любая отдельная попытка понять, как действует наука, обречена на провал. Его девиз был «все возможно». Ученые применяют огромное разнообразие работающих методов. Одни считают лебедей. У других имеются идеи, которые они проверяют на прочность. Некоторые ученые работают в исследовательских программах, следуя «линии партии». Другие размышляют и вынашивают планы в одиноких мансардах. Кто-то ограничивается цифрами, тогда как другие привлекают идеи из более широкой культуры. Как только вы говорите, что наука функционирует только за счет индукции, или фальсификационизма, или какого-нибудь другого изма, вы оставляете за рамками определения все виды деятельности, которые должны считаться наукой, и включаете те, которые наукой считать не следует.

Один из примеров (не использовался Фейерабендом) – теория струн. Теория струн представляет собой самую современную попытку ответить на вопрос, заданный много прогулок назад философами-досократиками…

– Что это за белое вещество в птичьем помете?

– Ха, вроде того. Собственно говоря, я думал о более общем вопросе: из чего сделан мир? Теория струн – это окончательная Теория всего. Ее цель заключается в объяснении причин четырех фундаментальных взаимодействий Вселенной: гравитации, электромагнитного, сильного и слабого взаимодействий. Это элегантная и эстетически приятная теория. Согласно ей, каждая из элементарных частиц, ответственных за четыре взаимодействия, на самом деле представляет собой крошечную петлю колеблющейся струны, и особенности колебания струны определяют, какого рода эта частица.

– Звучит здорово.

– Да. Единственная проблема теории струн заключается в полном отсутствии каких-либо экспериментальных доказательств. Никто не может увидеть суперструны. Никто не может их зарегистрировать каким-нибудь способом. И вообще неясно, появится ли когда-нибудь способ их регистрации или подтверждения их существования. Так что любой индуктивист мог бы опровергнуть эту теорию, поскольку она не является результатом повторяющихся наблюдений и экспериментов, и любой фальсификационист сразу же отбросил бы ее, потому что она не дает предсказаний, которые можно проверить. В действительности кажется, будто у этой теории больше общего с одной из старых метафизических теорий, чем с миром