Императрица семи холмов - Кейт Куинн

Я потрогал подаренный отцом амулет у меня на шее, и в следующий миг мой меч уже вонзился противнику в грудь, и если бы не кольчуга, выпотрошил бы его как курицу от горла до кишок. Дак пошатнулся, а я вновь подпрыгнул к нему, взревев при этом, что его мать была шлюхой, а отец содержимым ночного горшка, что я искромсаю его на куски и помочусь на его кости. Одним махом я срезал гребень с его украденного шлема, затем проткнул ему колено, отсек половину щита, а заодно половину пальцев. Хромая и истекая кровью, он уронил топор, но пощады просить не стал, продолжая смотреть на меня зверем. Это был храбрый воин, и я одним коротким ударом лишил его жизни, вогнав меч ему в шею.

Дак рухнул на землю в тот же миг, что и второй легионер. Резко развернувшись на его крик, я увидел, что копье впилось в него чуть пониже края кирасы. Он упал, загнанный даком в львиной шкуре назад, к солнечному диску. Я бросился к ним, но тотчас понял, что нас осталось двое. Я и Львиная Шкура, отливающая в лунном свете серебром.

Услышав мои шаги, дак резко бросился ко мне: в одной руке у него был зажат штандарт, в другой – боевой топор. Выставив перед собой меч, я двинулся на него. Дак медленно отступил на несколько шагов. Над его головой по-прежнему гордо поблескивал наш орел. К моему великому удивлению, дак заговорил:

– Это ты поднял тревогу.

Он говорил на хорошей латыни, почти без акцента. Неудивительно, что он смог провести часовых, и те приняли его за аквилифера. Хотя в ушах у меня по-прежнему шумела кровь, я острием меча я указал на орла.

– Отдай птицу и львиную шкуру, – задыхаясь, произнес я. – Они не твои.

– Шкура моя. В двенадцать лет я убил на охоте льва. Мою первую крупную добычу.

В моей голове как будто что-то щелкнуло. Аквилиферы – не единственные, кто носит львиные шкуры. Мне тотчас вспомнились слухи, будто войско даков в войне против римлян ведет их царь. Он десять футов ростом, а рога и хвост прячет под львиной шкурой.

– Так это ты? Децебал, царь даков?

Он молча посмотрел на меня. Он действительно был выше меня ростом, что бывает нечасто. Короткая черная борода, полные губы, прямой нос. Жесткая львиная грива сливалась с его собственными темными волосами, львиные лапы связаны на груди в узел. Над его головой в беззвучном крике орел разинул клюв. Мой орел, в когтях у льва.

– Я слышал, будто ты сбежал на восток, – пробормотал я.

– Мог бы, – бросил он в ответ.

– Наверняка есть способы попроще, – сказал я и задумался над своими словами. Аквилифер имел право ходить, где ему вздумается. Стражники у ворот крепости, краем глаза взглянув на орла, наверняка не потрудились бы посмотреть на лицо под львиной шкурой. Просто махнули бы рукой, мол, проходи. Ничто не помешало бы ему взять в лагере лошадей, прихватить с собой орла и быстро ускакать в Ранисторий[4] или куда-то еще, чтобы собрать войско для нового сражения.

А вот для Десятого уже не было бы никаких новых сражений. Легион, потерявший своего орла, покрывал себя несмываемым позором. Я вновь занес меч и указал на орла.

– Отдай птицу, иначе я тебя мигом убью.

– Царей мигом не убивают, – устало ответил он. – Их в цепях отправляют в Рим, где они умирают на ваших аренах. Игры, кажется, так вы называете это смертоубийство.

У меня в животе шевельнулось неприятное предчувствие, но я подавил его.

– Отдай орла.

Даже не взглянув на залитый лунным светом камень, он вновь осторожно отступил назад.

– Не подходи, – предостерег он, когда я шагнул за ним следом, и опустил штандарт. Его боевой топор был нацелен не на меня, а на орла. – Я разнесу это в щепки прежде, чем ты успеешь подскочить ко мне.

– Зачем тебе это? – от злости я даже сплюнул. – Ведь тебе все равно конец.

– О, даже больший конец, чем ты предполагаешь, – улыбнулся он, хотя и через силу. – Но ведь и вы у меня тоже кое-что отняли.

Я бросил взгляд на дымящиеся останки крепости у него за спиной.

– Это не я. Я просто был здесь, вместе с моим легионом.

– Зачем?

– Как это, зачем? У меня есть приказ, и я иду, куда мне велено. Вот и все.

– У тебя хотя бы есть имя?

Его имя я слышал сотни раз. Длинное и странное, об него можно было сломать язык. Я даже не пытался его запомнить. Да и какая разница?

Чувствуя, как бешено бежит по жилам кровь, я посмотрел на орла в его руке. Все мое тело жаждало битвы, но язык мой как будто окаменел. Ну почему именно я встретился с ним, а не, скажем, Тит? Вот кто наверняка нашел, о чем ему поговорить с царем даков. Мягким, вкрадчивым голосом он произнес бы несколько умных цитат и уговорил бы противника благородно сложить оружие. Из меня же оратор был никакой. Ни сейчас, ни вообще. Мы продолжали смотреть друг на друга, дакийский царь и я. Затем он сел, даже скорее не сел, а тяжело осел на камни. После чего, издав какой-то невнятный звук, опустил шест с орлом на камни и, выразительно посмотрев на меня, занес топор над гордым крылом.

– Ну, хорошо, уговорил. – Я опустил меч и осторожно присел на край солярного диска. С силой сжав рукоятку топора, так, что побелели костяшки пальцев, он убрал вторую руку под львиную шкуру.

– Ты левша, – заметил я. – Как и я.

– Я уже заметил. Жаль. Мой сын никогда не умел сражаться против левшей.

– Твой сын?

Он кивком указал на дака, которого убил я, затем на другого, лежащего на траве рядом с мертвым легионером. Из горла у второго торчал короткий римский меч.

– Оба мои сыновья.

Я не знал, что на это сказать. Одно неверное слово, и мой орел будет разрублен пополам. Затем я заметил, как под моим противником по камням расползается темное пятно.

– Как твое имя? – неожиданно спросил я.

– Децебал, – с каждой минутой его латынь становилась все невнятнее.

– Хорошее имя.

«Сила десятерых» означало оно. Куда лучше чем, чем Кроха-Викс. Темное пятно под ним тем временем расплывалось, его черный язык медленно, но верно, подбирался к орлу.

– Что выдало нас? – спросил Децебал. – Почему ты напал на нас?

– Ты назвал орла «он», – ответил я. – Мы называем его птицей.

– Понятно, – не вынимая руки из-под шкуры, он осторожно прилег на камни. Я незаметно пододвинулся ближе, и топор в его второй руке тотчас дернулся вверх. Я застыл на месте.

– Не искушай меня.

Я поднял руку, давая понять, что у меня нет никаких дурных поползновений. Децебал перевел взгляд на луну, которая теперь весела почти у нас над головами.

– На этом круге я был венчан на царство, – задумчиво произнес он. – Правда, тогда это был полдень. Такой прекрасный, солнечный день. Венок царя мне на голову возложили в полдень, а вот умру я в полночь.