Медный Аспид - Ксения Вавилова

– Проследи за ней.

– Плохая идея, – заметил Зэван. – О твоём письме узнали и теперь мечутся, словно осой ужаленные. Серые не хотят видеть над собой нового Чёрного волка, и самые отчаянные могут попытаться тебя убить, чтобы не делить власть.

Кивнув, Дэймос перевёл взгляд на толпу.

– Все они вылезут в ближайшее время, – качнулся он, поднимаясь на ноги, холод прокрался под пальто, заставляя несолидно сжиматься и ёжиться.

Зэван нахмурился, осознавая, что часть информации от него утаивают.

– Это ещё не всё. Группа лэртов прибыла в посольство.

– И что?

– Это не послы и торговцы, а военные. Они приехали встретить старшего Эльбирина.

«Неужто Вилинарий выполнит просьбу и привезёт дневник, вместо того чтобы отправить деду? – мысленно удивился Дэймос. – Хотя от него это не зависит, если военные успеют его перехватить».

– Ты знаешь, где он?

– Нет, но знаю, кто знает, и могу его найти.

– Тогда забудь о Кайт. Найди и защити Вилинария. Мне нужно встретиться с ним до того, как он попадёт в руки военных.

Заклеймённый кивнул и, отступив в тень, произнёс:

– Разведке не понравилось, как ты говорил с Далтон в «Кабане», и за твоим домом следят. Они обшарили квартиры, в которые ты водишь баб, побывали в «Последнем шансе» и «Бешеном псе». Думаю, они ищут дневник.

– Тогда нашли несколько обманок.

– Ты решил идти ва-банк? – осторожно спросил Зэван, сделав шаг навстречу.

Свет фонаря отбросил на лицо Заклеймённого тень, углубив шрамы.

– В некотором смысле, – отозвался Дэймос, направляясь в сторону замка Академии. – Если мне не повезёт, займёшься охраной Кайт.

Зэван поспешил следом и, не сдержав удивления, спросил:

– Это ещё зачем?

– Затем, что она не плохой человек, и мне искренне её жаль.

Тот недоверчиво сощурился.

Скрипел снег под ногами. Ветер, завывая, качал кроны деревьев.

– После твоей смерти контракт аннулируется, – напомнил он. – И твои приказы потеряют власть.

– Это не приказ, а дружеская просьба.

Обмануть Зэвана не удалось, но зато удалось заинтересовать. Кайт воспитана Александром, а значит, ей хватит глупости рассмотреть за грубостью страх и пожалеть Заклеймённого. Как знать, быть может, Дэймосу удастся пережить собственную глупость, и он сумеет направить эту дружбу в нужное русло. Всего одного Заклеймённого, способного нарушить приказ Хозяина, достаточно, чтобы вся система полетела в Бездну.

– Чего ухмыляешься? – останавливаясь, спросил Зэван.

Они вышли к хорошо освещённой аллее, и Зэван, стараясь держаться тени, остановился у дрожащих на ветру кустов.

– Я, быть может, совершаю глупость, возвращаясь в большую игру, – Дэймос вздохнул и улыбнулся, – но я давно не чувствовал себя таким живым.

Зэван как-то странно посмотрел на него, словно прощаясь, и, махнув рукой, скрылся в темноте заснеженного сада.

Пора играть свою роль.

Весь вечер Дэймос был преувеличенно весел, обходителен и обаятелен. Расточал комплименты другим дамам, чем привлек внимание Далтон, а едва им завладев, уже не отпускал до самого утра.

– Вижу, кто-то сменил гнев на милость? – лукаво улыбнулась она, выбираясь из постели.

– А разве был гнев? – сонно удивился Дэймос, нежась среди подушек. – Просто неподходящий момент. Усталость и голод делают меня не самым приятным собеседником.

– А сегодня ты сыт? Хорошо ли спал?

Словно кошка, она растянулась рядом, хищно поглядывая на Дэймоса.

– Да, – отозвался он и задержал дыхание, словно перед прыжком. – Я знаю, где остальные дневники и как их перевести.

На мгновение потеряв лицо, Далтон резко дёрнулась, порываясь встать, но вовремя вспомнила, что притворяется томной красавицей, и вновь расслабленно растеклась по подушкам.

– Я знала, что ты передумаешь, – довольной кошкой улыбалась она, ноготками царапая его живот.

– Гражданство, полное снятие обвинений и слежки, – убирая её руки, ответил Дэймос.

– То есть должности в милицейском управлении тебе недостаточно? Может, ещё и в Магистрат тебя допустить?

Её самодовольная усмешка Дэймосу не понравилась.

– Мне всё равно, кому продавать эти дневники. Вам, Серым или лэртам.

Далтон ещё улыбалась, но маска дала трещину. Сцепив зубы, она подобралась, позабыв о кошке, которой притворялась.

– И поверь, если дневники уплывут из ваших рук по твоей вине, я постараюсь сделать так, чтобы все узнали об этом.

Подскочив, Далтон обожгла его холодным взглядом. Отступив к трюмо, закуталась в халат.

– Чего ты хочешь?

– Того же, чего и все, – пожал он плечами, – свободы. Гражданство, освобождение от надзора разведки, а место в Магистрате можете оставить себе. Участвовать в этой клоунаде я не хочу.

– Ты ведь понимаешь, что разведка не может просто забыть о твоём существовании?

– Понимаю и предлагаю сотрудничество. Я буду передавать им информацию о Серых, но как партнер, а не осужденный на смерть, у которого нет иного выбора. Если разведка решит отнять дневники силой, те отправятся к Белому оленю, не думайте, что я не подстраховался.

Возможно, стоило быть более сдержанным и милым, запудрить ей мозги комплиментами, притвориться слабым и пассивным, чтобы она сама захотела дать ему нужное, чтобы почувствовала себя благодетелем. Но Карест свидетель, как ему всё это надоело.

Несколько дней всё было тихо. Увеличилось количество агентов, отправленных следить за ним. Но все, словно выжидая, не предпринимали никаких мер до самого понедельника. Должно быть, агенты и разведка ждали, у кого первым сдадут нервы.

Не желая рисковать, он не стал посещать дом Кайт, сведя общественные контакты к минимуму.

После службы Дэймос не успел дойти до дома, как путь ему преградили. Несколько крепко сбитых мужиков, все как один с поломанными ушами и носами, неприветливыми взглядами и вооружённые обрезками труб и небольшими дубинками.

– С тобой хотят поговорить.

Дело происходило посреди оживлённой улицы. Прохожие, сначала с любопытством поглядывавшие в их сторону, вмиг сообразили, что ничего хорошего не увидят, и поспешили прочь. Одно хорошо: ещё до того, как Дэймоса успели потыкать дубинками, на стремительно пустеющей улице появилось несколько постовых. Длиннополые синие пальто резко выделялись на фоне заснеженных домов. Тут же как из-под земли появился городовой и, поправив фуражку, с недобрым прищуром уставился на недоброжелательных господ.