Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер

который едва не ослепил Рустема отблеском утреннего солнца, так что ему даже пришлось защитить глаза ладонью.

Со всего лагеря к нему устремились янычары – в развевающихся по ветру синих плащах, с оглушительным улюлюканьем, отзывавшимся в скалистых утесах таким эхом, что деваться от него было просто некуда. И вот уже они мельтешили вокруг своего Избранного со свитой, по-прежнему завывая от радости, готовые, казалось, жрать пыль из-под его ног. Мустафа их восторгов не принял, а продолжал пристально вглядываться в царский шатер.

Навстречу выступил Рустем с телохранителями по обе руки. Его и его воевод заволокла поднятая прибывшими всадниками рыжая пыль. Он сплюнул грязь изо рта.

Мустафа спешился, и приветственные крики наконец затихли. Янычары застыли в ожидании дикой колышущейся массой. Он быстро исполнил теменна и тут же спросил:

– Где же мой отец?

– Ему нездоровится, – ответил Рустем. – Султан назначил меня главнокомандующим на эту кампанию.

– Сильно он болен?

– Не смертельно. Но тягот долгой кампании ему не выдержать. – Тысячи его людей вслушивались в каждое слово фраз, которыми они обменивались. – Никогда не слышал столь бурных приветствий. Даже в адрес самого султана.

– Они приветствуют в моем лице его сына.

– Пройдем-ка внутрь. Мне от пыли горло першит.

Рустем проводил Мустафу в свой шатер. Пажи принесли халву и розовую воду. Затем Рустем достал из-за пазухи письмо и молча вручил его Мустафе.

В письме содержалось предложение выдать его дочь за сына шаха. И скреплено оно было личной печатью Мустафы.

– Это чудовищно, – проговорил Мустафа.

– Так ты это отрицаешь?

– Отрицаю, что предложил бы союз врагу Империи и ислама? За кого ты меня держишь?

– Вот твоя печать.

– Подделка, само собой. Мой отец это видел?

– Видел.

– И что говорит?

– Я не в курсе его соображений на этот счет. Что сам-то скажешь в ответ на это?

– Тобою от этого смердит! – сказал Мустафа и швырнул письмо на колени Рустему.

– Я тебе не враг, Мустафа. Воины снаружи тебе враги. Громковато они тебя приветствуют для твоего статуса.

– Никогда не говорил и не делал и никогда не скажу и не сделаю ничего против отца. И он об этом знает.

– Он ждет твоего ответа.

– Он его получит.

– Прежде всего, у меня есть личные приказы от самого султана. Тебе велено собрать свои войска и сопроводить меня в поход на персидских еретиков. Под моим командованием.

– Сделаю, как он приказывает, – с отвращением сказал Мустафа. И тут же встал и вышел, не произнеся более ни слова.

После его ухода Рустем послал за агой янычар. Это был густоволосый жилистый славянин. Левую скулу ему снесло картечью еще при осаде Родоса. Плюмаж из перьев райской птицы его фески даже зашуршал, настолько энергично он исполнил салам. Затем он встал и вытянулся во фрунт в ожидании приказаний.

– Приготовь эскадрон отборных людей, – сказал Рустем. – Сегодня ночью Мустафу велено схватить и доставить обратно в Стамбул в оковах.

Ага помедлил с ответом. Для воина, с детства обученного беспрекословному подчинению, это была тревожная реакция.

– Как прикажете, – сказал он наконец.

– Люди должны быть готовы выехать с рассветом. Все, иди.

Золотой путь вел от гаремной мечети мимо покоев Сулеймана и далее через весь гарем. Хюррем прошуршала шелковым кафтаном по его камням, распахнула дверцу и проследовала далее вверх по темной лестнице к Опасному окну. Усевшись подле него, она чуть сдвинула занавес из тафты и стала через приоткрывшуюся щелочку следить за происходящим. Мраморные колонны Дивана сквозь кружева были едва различимы, зато слышно ей было все дословно.

– Ты в этом уверен? – донесся до нее мужской голос. Это был Сулейман, вернувшийся к исполнению обязанностей председателя Дивана в отсутствие Рустема.

– Мои сведения совершенно достоверны. – Голос отвечавшего был ей незнаком; видимо, это был кто-то из несметного воинства чиновников Рустема. – Донесения поступили сразу из множества источников, – докладывал этот неведомый. – Венецианцы в Пере убеждены, что Мустафа вот-вот поднимет восстание. И байло их уже лично послал тайного гонца в Амасью с письмом. О содержании этого письма мы можем только догадываться, но можно предположить, что они там в чем-то его заверяют, лишь бы не ссориться.

«Вот ведь славно-то как, – подумала Хюррем, – когда распущенные тобою слухи звучат в Диване непреложной истиной! Хорошо сработал Аббас». Годами она мало-помалу скармливала через него итальянцам малые наживки правды. Зато теперь они заглотили целиком большую ложь!

– Все равно не верю в это, – донесся до нее голос Сулеймана.

– Господин мой, сведения эти получе…

– Хватит! Слышать больше не желаю ничего о твоих шпионах! – Сулейман прошествовал на выход из зада заседаний.

И Хюррем также поспешила обратно в их покои. Султан же непременно призовет ее в советницы перед тем, как нанести последний сокрушительный удар. И ей непременно нужно быть на месте, дабы хоть как-то утешить его перед лицом этой необходимости.

Глава 87

Гневный ропот громовыми раскатами разносился над лагерем в Амасье. Стражи нервно переминались при входе в шатер.

Залп из аркебуз прозвучал подобно пушечному выстрелу и еще долго отдавался эхом среди скал и после того, как оба часовых рухнули, хватаясь за простреленную грудь. Второй, правда, еще приподнялся и тщетно попытался защитить себя и вверенный ему пост, хватаясь за эфес сабли, но тщетно. Еще один раскат грома – и он с криком полег, стиснув ладонями лицо.

Тут и нападавшие подоспели из тени. Приостановившись, чтобы добить корчившихся часовых, они устремились в шатер. Рустем узнал лишь одного из них – агу янычар – по шраму на лице, но по форме было ясно, что он заявился в сопровождении своих же воинов.

– Повезло мне, однако, вовремя убраться из шатра, – пробурчал он себе под нос. – Сейчас изрешетят мне матрац из аркебуз эти мясники.

И точно, будто по его команде, грянули один за другим и раскатились эхом по ущелью два трескучих выстрела.

Рустем развернул коня крупом к обрыву и, отъехав от края, обратился к сопровождавшему его капитану сипахов, указывая рукой вниз, в сторону расположения лагеря:

– Похоже, у нас там вооруженный мятеж.

– Похоже на то.

– Значит, мы должны гнать во весь опор в Стамбул и поставить в известность султана. Нам нужно поторопиться на случай, если Мустафа вздумает ринуться за нами в погоню.

С этими словами он пришпорил коня и вместе со свитой растворился в ночи.

Гюльбахар разбудили среди ночи известием о мятеже в лагере Рустема. Она сидела и дрожала, кутаясь в горностаевую шубу и прильнув к печке с горящими углями. Вошла Сирхан, исполнив салам.

«Похоже, считает себя уже вдовой, –