Чапаев - Павел Аптекарь

Фурманов вспоминал, насколько неожиданным и гнетущим оказалось сообщение о лбищенском разгроме:

«Мы сидели у Полярного в кабинете… Подошло как-то к разговору коснуться 25-й дивизии.

— А вы слышали, — обратился ко мне Полярный, — в Двадцать пятой дивизии огромное несчастье: казаки вырубили весь штаб.

— Как вырубили, где?

— Ночью наскочили на Лбищенск, куда из Бударина переехал штаб, застигли всех врасплох и порубили. Там же был и Чапаев, про него слышно тоже неладно: будто бы во время бегства на бухарскую сторону вместе с некоторыми телеграфистами он был тяжело ранен и брошен в пути, ибо казаки преследовали по пятам…

Я был потрясен этим известием. Поднялся и побежал в Ревсовет. Там уже никого не было. Пошел к Савину. Савин рассказал то же, что Полярный, ибо подробностей пока не было. В оперативном я узнал несколько точнее: казаки сделали налет на Лбищенск в количестве, по одной версии, трехсот, по другой — тысячи человек. Отрезали пути отступления, захватили и перерубили всех, кто остался в Лбищенске. Чапай был дважды ранен уже во время бегства. Пулей или шашкой, неизвестно. Я с лихорадочным напряжением жду все новых и новых известий: жив ли Чапай, где он? Живы ли Батурин, Суворов, Крайнюков, Новиков, Пухов, живы ли конные ординарцы, наши геройские ребята, жив ли культпросвет, следком, работники батальона связи, где комендантская команда: все ведь знакомые, близкие, родные люди. Думаю разом обо всех, за всех жутко и больно, всех жалко, но изо всех выступает одна фигура, самая дорогая, самая близкая — Чапаев. На нем сосредоточены все мысли: где он, жив ли, мученик величайшего напряжения, истинный герой, чистый, благородный человек? Ну давно ли оставил я тебя, Чапаев? Верить не хочется, что тебя больше нет. Неужели так дешево отдал свою многоценную, интересную жизнь. Но вестей все нет как нет. Вчера в местной партийной газете даже появилась скорбная статья под заглавием: “Погиб Чапаев, да здравствуют чапаевцы!” Написал ее товарищ Вельский, видимо, мало имеющий понятия о том, где сражается Чапаев. Тов. Вельский даже предполагает, что Чапаев погиб где-то на Астраханском фронте. Сегодня из разговора Новицкого с Главкомом я узнал, что Чапаев дополз до 223-го полка и эвакуируется в Уральск. В газету я послал опровержение, но уже поздно вечером от тов. Баранова узнал, что Чапаев, по сведениям, погиб в Урале. Но и этим слухам не хочется верить. Думаю, что Чапай остался жив и скоро об этом узнаем окончательно. Завтра решится вопрос о том — ехать мне или нет в 25-ю дивизию на формирование политотдела. Пока об этом переговорили с Баранычем (Петр Ионович Баранов, начальник политуправления Туркестанского фронта. — П. А.), завтра выясним окончательно. Заберу с собой штаб работников человек в пятнадцать — и айда в родную дивизию!.. Мне все еще не хочется считать его “покойным” — дорогого, теперь как-то особенно близкого Чапая. Мне вспоминается наш последний, прощальный вечер, когда он пришел ко мне в своей голубенькой рубашонке. В этой рубашонке он все последнее время ходил по Уральску. Я вспоминаю его во всех видах, а этих видов помню бесконечное количество. Чапай, милый Чапай, жив ли ты?.. Как рад я буду, когда узнаю, что ты все еще жив!»

Другие рассказывали, что на берегу Урала Чапаева ранили вторично, причем более тяжело, в живот. Поэтому оставшиеся в живых бойцы переправили начдива через реку на снятой в одном из дворов створке ворот, а затем похоронили умершего от ран командира на левом берегу Урала.

Искали ли Чапаева (его тело) и насколько усердно? По одной версии, председатель ВЧК Феликс Дзержинский требовал найти место захоронения и поручил это своему ближайшему соратнику и заместителю Мартину Лацису. Четких документальных подтверждений этой версии мы не видели, исход этих поисков неизвестен.

Есть немало людей, утверждавших, что могилу Чапаева нашли, опознав начдива по сохранившимся фрагментам лица, одежды и обуви. Так утверждали бывший редактор дивизионной газеты Борис Ренц и венгерские интернационалисты, сражавшиеся в чапаевской дивизии в годы Гражданской войны, которые рассказали о своем участии в захоронении Чапаева уже после Великой Отечественной войны. Некоторые свидетели настаивали, что их запугивали и приказали молчать о находке.

Уже в 1960-е годы могилу своего отца пыталась разыскать дочь легендарного начдива Клавдия, но найти останки Чапаева, несмотря на помощь однополчан, в том числе специально прибывших из Венгрии бойцов-интернационалистов, не удалось. За 40 лет река неоднократно меняла русло и могла смыть могилу, а левый песчаный берег Урала не раз менял свои очертания и рельеф.

Лбищенский рейд и продолжившееся затем наступление уральских казаков на север стали последним усилием казачьей армии, ее лебединой песней. В октябре, когда Красная армия оправилась от поражения и сосредоточила превосходящие силы, Уральская армия оказалась в тяжелейшей ситуации. После поражения оренбургских казаков и Южной армии генерала Белова (Виттекопфа), правый фланг уральцев оказался открытым, единственным каналом получения боеприпасов и снаряжения стали поставки Вооруженных сил Юга России через Каспийское море, которым угрожала Волжско-Каспийская красная флотилия. В отличие от красных, которые имели возможность получать резервы из внутренних округов, Уральская армия могла надеяться только на собственные ресурсы, но они были почти исчерпаны в результате напряженных сражений в течение полутора лет. «Войско решило собрать все, что у него было, и бросить на фронт и или победить или умереть. На фронте были казаки от 17 до 67 лет, а малые и старики, и женщины и дети несли службу в тылу. Подростки от 15 лет с винтовками несли караульную службу, дети чуть ли не с 7-летнего возраста работали как подводчики, заменяя мать или старика деда, на которых лежало все хозяйство. Но, несмотря на геройский порыв Войска, было чувство, что так долго не продлится и что вряд ли мы дойдем до Победы», — писал Борис Киров.

В ноябре 1919 года, когда Красная армия перешла в наступление, у уральцев не оказалось ни внутренних резервов, ни внешних источников для подкреплений. Придерживавшиеся до поры до времени дружественного нейтралитета казахи во главе с Алиханом Букейхановым перешли на сторону красных вместе с переданными им уральцами вооружением и амуницией.

Но громили уральцев зимой 1919/20 года не только красные полки и дивизии. Начавшаяся эпидемия тифа и «испанки» довершила катастрофу Уральской армии. Леонид Масянов писал, что из-за эпидемии лучшие полки в конце октября пришлось свести в дивизионы, а вскоре и они «сошли на нет». А вот свидетельство Петра Фадеева: «Смертность в армии поднялась до громадной высоты. Сначала, как и следовало ожидать, среди пленных красноармейцев, количество их к тому времени доходило до 25 000 человек (автор преувеличивает: число пленных вряд ли могло превышать 10–12 тысяч человек. — П. А.). Красноармейцев, умиравших как мухи, не успевали хоронить, чем способствовали дальнейшему распространению болезни. Вся организация армии этой болезнью была почти разрушена».

История гибели Чапаева остается загадкой и спустя почти век. Непосредственно после гибели военному и партийному руководству было не до организации поисков: уральские казаки продвигались на север, угрожая выходом в богатые зерном уезды Самарской и Саратовской губерний и — в случае координации действий с Вооруженными силами Юга России — прорывом к Волге.