Бальзам Авиценны - Василий Веденеев

– Что произошло?

– Мирта нет здесь, – вздохнул Мунна. – Он уже в открытом море. Пленник с ним.

– М-да. – Капитан был ошарашен.

Проделать такой долгий путь и оказаться у разбитого корыта. Куда, черт его раздери, направился проклятый Желтый человек? Что делать разбойнику из знойной пустыни в теплых южных морях, какая нужда заставила его нестись вместе со слепым Шейхом под парусами в неведомую даль?

– Куда они плывут? – мрачно спросил он у индуса.

– К арабам, – ответил тот, и Федор Андреевич удивленно покачал головой: ничего себе, Синдбад-мореход, с легкостью сменяющий седло ахалтекинца на шаткую палубу. Делать нечего, придется и ему отправляться следом. – Тебе приготовили бумаги. – Мунна почтительно подал русскому несколько листков.

Капитан развернул их. Британская колониальная администрация заверяла, что податель сего является представителем французской торговой фирмы Жаном-Батистом Рамьером, ведущим дела с английскими купцами в Индии. Еще имелось два письма на неизвестном языке. Юноша объяснил: первое нужно отдать капитану корабля, а второе тому, кого он укажет. Имущество русского составляли небольшой двуствольный пистолет, складной нож, увесистый кожаный мешочек с золотом Али-Резы и смена белья, принесенного индусом. Все быстро уложили в саквояж, и Мунна велел лодочнику грести в порт. Где единоверцы Великих Хранителей добыли бумаги, Федор Андреевич решил не выспрашивать: все равно не скажут, а умный и сам догадается – в любом английском доме есть индийские слуги. Весь вопрос в том, кому они служат?

Река впадала в море левее бухты и, миновав устье, лодка пошла вдоль берега направо. Русский с жадным любопытством разглядывал волны Аравийского моря – разве он думал, что ему придется качаться на его широкой, сине-зеленоватой груди? Правда, сине-зеленый цвет преобладал дальше от реки, а ближе к ней вода казалась мутно-серой от нанесенного ила. Вскоре показался порт: лес высоких мачт, черная гарь из труб паровых машин, крикливые чайки и множество мелкого мусора, плававшего на поверхности. Лодка подошла к двухмачтовому кораблю, уже распускавшему паруса. С борта сбросили веревочный трап, Кутергин уцепился за него и взмахом руки послал прощальный привет смуглому Мунне и чернобородому лодочнику. Они поклонились в ответ и быстро отвалили от корабля.

Сильные руки матросов подхватили Федора Андреевича и помогли ему перелезть через фальшборт. Веревочный трап тут же убрали, и засвистела дудка боцмана. Полуголые люди шустро полезли по вантам, рулевой завертел штурвал, и корабль начал разворачиваться, поймав парусами попутный ветер.

Палуба оказалась безукоризненно чистой, на ней царил идеальный порядок, и это несколько успокоило русского, уже подумавшего, грешным делом, что он угодил к контрабандистам или пиратам: никакого флага, указывавшего на принадлежность корабля, он не заметил, так же, как не увидел его названия. Сновавшие по палубе матросы занимались своим делом и не обращали на пассажира никакого внимания.

– Идите сюда! – окликнули с мостика.

Кутергин поднял голову. Его звал смуглый черноволосый человек в красной рубахе и синих шароварах. Говорил он на английском, но с акцентом.

Федор Андреевич поднялся на мостик и подал капитану корабля письмо индусов. Тот развернул его, быстро пробежал глазами по строкам, потом спрятал в карман.

– Вы мой единственный пассажир, – сказал он. – Судно грузовое, и у нас нет свободных помещений. Могу предложить разделить со мной каюту. Согласны?

– Да. Какой у вас груз?

– Табак! – Моряк заметил, как пассажир сглотнул слюну, и весело оскалился. – Курите?

– Да! Буду крайне признателен, если вы дадите мне горсть своего груза.

– Идите вниз. Эй! Кто там у трапа? Проводите господина в мою каюту!

Прибежал босой матрос, взял из рук Кутергина саквояж и повел русского на корму, где располагалась каюта капитана, – просторная, с двумя откидными койками и привинченным к полу столом. На нем Федор Андреевич увидел коробку сигар и не смог сдержать радостного возгласа. Казалось, успел отвыкнуть от курения, ан нет, не тут-то было: дрожащими руками он откинул крышку коробки, взял сигару, зубами отгрыз кончик и схватил со стола спички. Блаженный миг первой затяжки! Легко закружилась голова, но все быстро прошло – табак оказался отменным.

Примерно через полчаса в каюту спустился капитан Он тоже взял сигару, поджег письмо индусов и прикурил от него, а пепел выбросил в иллюминатор. Кутергина так и подмывало спросить, кто его принимает у себя на борту и сколько продлится плавание, но он благоразумно воздержался от излишних вопросов. Капитан угостил его рыбой и фруктами, а когда закончили трапезу, предложил подняться на мостик.

Парусник обладал приличным ходом и легко разрезал волны, чуть кренясь на левый борт под порывами свежего ветра. Моряк вытащил подзорную трубу, раздвинул ее и приник глазом к окуляру, медленно осматривая горизонт. Купол небес сиял хрустальной голубизной. Ярилось солнце. Шипела вода у бортов, гулко хлопали паруса.

– Смотрите туда! – Капитан корабля передал подзорную трубу Кутергину. Через сильную оптику Федор Андреевич увидел далеко впереди чужие паруса, едва различимые среди сверкающих бликов на воде. – Это Мирт, – буднично сообщил моряк…

В Александрии неутомимый Мирадор первым делом отправился на почту, где получил дожидавшееся его письмо. Немедленно вскрыв его. путешественник ознакомился с содержанием послания и довольно улыбнулся. Спросив перо и бумаги, он сел за столик и быстро настрочил несколько страниц. Запечатал их в плотный конверт, убрал его во внутренний карман сюртука и зашагал в порт, где быстро договорился, что его возьмет на борт первый же корабль, отплывающий в Италию…

К середине лета польский мятеж потерял свою силу и начал стихать. Отряды казаков, присланных для усмирения восставших, развели по губерниям и отдали в распоряжение военных губернаторов, которые направляли их для ликвидации мелких партий мятежников.

В начале июля в Польшу прибыл знаменитый донской герой генерал-лейтенант Яков Петрович Бакланов и принял под командование полки, расквартированные в Вильне. 7 июля 1863 года он отдал следующий приказ:

«Станичники и односумы!

Я выехал из родного края 19 июня и привез вам от него поклон. Дон завешает вам бороться одному против десятерых и охулки на руку не класть! Дон дышит пламенною любовью и преданностью к Царю нашему: он ждет с нетерпением воли Монарха двинуться на внешнего врага, замышляющего нарушить спокойствие Святой Руси. На нашу долю пал жребий быть впереди – против врага внутреннего. Вы – потомки славных и могучих предков наших Азовского сидения. Молодечество ваше против мятежников радует Царя, а донская семья ликует за вас!

Братья, соберемся с силами, окрепнем духом, и превозмогем все трудности и лишения, и покажем, что достойны называть себя потомками славного тихого Дона. Настанет время – я буду посреди вас в беседе боевой, введу вас в бой с заветным кличем Ермака «С нами Бог!», силою коего булат наш остр – и не устрашимся! Уверен в вас, что вы такие же чудо-богатыри, как были водимые мной к бой деды, отцы и старшие братья ваши!»…