Бальзам Авиценны - Василий Веденеев

Хранители медленно вышли из зала, оставив капитана наедине с Али-Резой…

Молодой шейх порывисто обнял русского, но тот отстранился.

– Что все это значит?

– Ты свободен. – Али-Реза грустно улыбнулся. – Зато я теперь пленник знания.

– Значит, ты не пойдешь со мной?

– Нет. – Молодой человек вздохнул. – Меня не отпустят. Но я умоляю тебя спасти отца!

Неожиданно Али-Реза опустился на колени перед Федором Андреевичем и поклонился ему в ноги, коснувшись лбом мозаичного пола. Не поднимая головы, он пробормотал:

– Тебе дадут все: оружие, деньги – и доставят туда, где сейчас Мирт. Ты отважный и умелый воин, ты обладаешь многими знаниями. Выполни клятву и помоги отцу! Судьба вознаградит тебя!

– Встань! – Кутергин поднял его и с удивлением увидел слезы на глазах Али-Резы. – Пока я жив, я сделаю все, что в моих силах.

Молодой шейх схватил его руку и прижал к своей груд. Потом снял с себя висевшую на тонком шнурке маленькую дошечку из темного дерева с выжженными на ней непонятными значками, похожими на распростерших крылья птиц, и надел ее на шею русского:

– Покажи это отцу, он все поймет. Увидев эту вешь, твои помощники станут ее рабами и выполнят любой твой приказ.

Капитан потрогал дощечку: она казалась теплой на ощупь, словно согревалась изнутри неведомым жаром. Дерево – красно-коричневого цвета, а оставленные на нем раскаленным железом значки кажутся покрытыми черным лаком. Ладно, пусть загадочный подарок Али-Резы висит рядом с православным крестиком, чудом сохранившимся во всех передрягах.

Молодой человек отвел Кутергина в другой конец зала, где уже приготовили одежду – широкую белую рубаху, холщовые штаны и сандалии. Капитан скинул плащ и переоделся. Али-Реза подал ему мешочек с золотом и тихо позвал:

– Мунна!

Колыхнулся занавес, скрывающий потайную дверь, и появился почти голый мускулистый юноша. Его кожа отливала бронзой, а иссиня-черные длинные волосы были собраны на затылке в пучок. На шее висело ожерелье из ракушек. Шейх показал ему на деревянную дощечку, висевшую на шее Кутергина, и Мунна тут же распластался на полу. Он поймал ногу русского, поставил ее себе на голову и прошептал по-английски:

– Твой раб, сахиб!

Капитан онемел от изумления: индус говорил на языке гордых сынов Альбиона?

– Ты знаешь язык инглизов? – спросил Али-Реза.

Федор Андреевич кивнул и убрал ногу с головы юноши. Тот отполз в сторону и застыл.

– Мунна не владеет другими языками, кроме хинди и английского, – объяснил шейх. – Он будет твоим проводником.

Индус неслышно исчез. Али-Реза подал русскому чеканную чашу, вроде той, что поднесла в храме жрица, внезапно возникшая в луче света. Капитан понюхал напиток: кажется, то же самое снотворное челье?

– Зачем?

В душе вновь шевельнулось подозрение: не спектакль ли это, затеянный, чтобы притупить его бдительность? Но шейх успокаивающе улыбнулся:

– Ты не должен видеть дорогу в город храмов. Пей! И прощай!

– Я видел дорогу через горы, – прежде чем поднести чашу к губам, возразил капитан.

– Там не пройдет никто, пока есть племена джаджи-майдан и воинственные африди! Ради всего святого для тебя, пей! Время уходит!

Федор Андреевич пристально поглядел ему в глаза и большими глотками осушил чашу…

Все вокруг качалось и скрипело, по лицу скользили причудливые тени, перемежаясь с яркими пятнами света. И – гулкий мерный звук, странное сопение, непонятные гортанные выкрики. Может быть, он на корабле и это скрипят снасти, когда утлое суденышко раскачивают волны?

Кутергин открыл глаза: над ним простирался зеленый полог тропического леса. Переплетение лиан, яркая зелень лишайников на высоченных стволах, мясистые листья незнакомых растений. Воздух был влажным и душным, как в парной. Сам русский полулежал в большой корзине без крышки, укрепленной на боку огромного животного, продиравшегося сквозь заросли. Приподнявшись, капитан увидел голую спину Мунны, сидевшего на загривке большого слона. В руках юноша держал железный анкас – похожий на багор толстый крюк, которым он время от времени ударял стона по голове, понуждая его двигаться быстрее.

Услышав, как завозился пассажир, Мунна обернулся и показал в улыбке белые зубы:

– Сахиб?

– Долго я спал? – поинтересовался Федор Андреевич.

– Долго, сахиб. – Мунна опять улыбнулся. – Вода и провизия в корзине.

– Куда мы едем? – не унимался капитан.

– К реке, сахиб, к реке. Если слон устанет, пересядем на другого.

– Сколько он проходит в день? – Кутергин слегка похлопал ладонью по морщинистой, пыльной и жесткой коже мастодонта.

– До пятидесяти миль, сахиб.

«Примерно шестьдесят верст, – прикинул Федор Андреевич. – Сколько же мы уже отмахали таким манером?»

– Уже много прошли, сахиб, – словно подслушав его мысли, сказал Мунна. – Скоро река, там сядем на лодку.

– И куда поплывем?

– К морю, сахиб, к морю. Мирт идет туда.

Есть не хотелось, но капитан заставил себя пожевать лепешки и запил их водой. Трясло и качало в корзине просто ужасно, хуже, чем на море, однако зелье Великих Хранителей еще продолжало действовать, и вновь навалилась дрема. Устроившись поудобнее, Федор Андреевич смежил веки и провалился в сон.

Разбудили его в сумерках. Помогли выбраться из корзины и повели к реке. Там у длинной узкой лодки ждал пожилой чернобородый индус в грязной набедренной повязке. Мунна обменялся с ним несколькими словами, пассажиров приняли на борт и устроили под навесом из широких листьев. Лодочник оттолкнулся от берега шестом, и суденышко заскользило по темной воде, разрезая острым носом отражение первых звезд.

– А как же слон? – поинтересовался капитан.

– Его отведет другой махаут, – улыбнулся Мунна. – Другой погонщик. Не беспокойся, сахиб…

Через два дня они приплыли к большому городу. Лодка причалила на окраине, спрятавшись среди таких же посудин. Мунна попросил Кутергина подождать и убежал, оставив его в обществе неразговорчивого лодочника. Да как им говорить, если они не понимали друг друга и могли объясниться лишь при помощи жестов? К тому же за время скитаний Федор Андреевич успел узнать, что многие привычные европейцам жесты имеют для азиатов совершенно иное значение.

Вернулся юноша ближе к полудню. На голове он принес тюк с одеждой для русского: европейского покроя, не слишком дорогой, однако вполне приличной. Нашлись также белье, рубашка, галстук и обувь. Капитан переоделся и с помощью Мунны подстриг перед осколком зеркальца бороду и волосы.

– Мы отвезем тебя в порт, сахиб, – виновато сообщил юноша. – Тебе нужно сесть на корабль.