Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

— Отборные у меня боевые холопы. Знают своё дело.

— Верю. Только прошу: главу своей дружины пошли ко мне. Я с ним потолкую. Имей в виду, мне за твою голову перед Малютой ответ держать.

— Иль грозил за недогляд? Не может такого быть. Сеча, она и есть — сеча.

— Малюта никогда никому не грозит. Он делатель, а не пустомеля.

Точная оценка. Дядя Малюта никогда лишнего слова не скажет. Даже с ним, племянником, не часто откровенничает. А что за смерть племянника может отомстить, такое вовсе не исключено.

— Непременно учту это, памятуя заботу твою обо мне. Однако зайцу, под ёлочкой укрывшемуся, не уподоблюсь.

— Условились.

К рассвету, когда Богдан вывел свои тысячи на исходное место, откуда удобен рывок по берегу Рожай, и стан свой временный густо опоясал засадами против возможных лазутчиков, к нему подъехала четвёрка могучих опричников — глянул на них Богдан Бельский, оторопь его взяла. До жути суровы их лица. А руки, что твои кувалды.

— Первый воевода к тебе послал. Стремянными.

— Добро. Соединяйтесь с боевыми холопами.

— Нет. Мы сами по себе. Наш глаз — особый.

— Хорошо. Не поперечу воле первого воеводы.

Может, они ещё бы о чём-либо поговорили, но в это время предутреннюю тишину разорвал гулкий бой главного татарского барабана, его подхватили дробь меньших барабанов туменов, тысяч, сотен, а следом словно повисли над предрассветным полем утробные звуки карнаев, визгливые сурнаев; и вот уже вздрогнул лес от великого многоголосья:

— Ур-а-агш!

— Ур-а-агш!

— Ур-а-агш!

Первый залп пушек и рассыпчатая дробь рушниц. Ещё залп и дробь. Ещё и ещё. Штурм набирал силу.

Томительно тянется время. Очень томительно. Оно так тянется, когда ты в полном безделье, а у тебя чешутся руки. Татары же настолько увлеклись штурмом, что вовсе забыли об охране тыла, о разведке в окрестных лесах, подступающих к пойменному полю, поэтому даже засады дремали в ёрниках.

Без Дивея-мурзы, который всегда всё предусматривал (его заарканили порубежники прошлой ночью, когда он выехал осмотреть гуляй-город и определить, где его наиболее уязвимое место), некому было подсказать умное решение Девлет-Гирею, он же сам пылал гневом, повелевая одно и то же:

— Снесите деревянный забор, трусливые бараны! Смерть гяурам!

Время к обеду. Пора бы и в рубку со спины. Но нет дыма. Богдан Бельский едва сдерживался, чтобы не скомандовать своим тысячам вступить в сечу. И когда уже совсем стало невтерпёж, когда мысль об измене чуть было не толкнула на необузданный поступок, взметнулся над гуляй-городом чёрный столб дыма.

Богдан Бельский, забыв о советах первого воеводы Андрея Хованского, поскакал впереди своих тысяч. Подковой его охватили боевые холопы и приставы Хованского. Первым и врубился Бельский в плотные ряды крымцев, увлёкшихся боем и не обративших внимание на столб дыма над гуляем.

Любо-дорого сечь растерявшихся, видя, как они падают под ударами твоего меча. Нет, не держат их кожаные латы острую новгородскую сталь. Кишка тонка. Машет и машет мечом Богдан Бельский, не замечая времени, забыв обо всём, будто и не воевода он, а простой мечебитец. И тут грубый такой, можно сказать приказной, голос:

— Охолонись, воевода. Выйди из сечи. Оглядись.

Бельский ругнул себя и развернул коня. Боевые холопы и приставы первого воеводы прикрыли его спину и бока.

В полусотне саженей — взгорок. Должно быть, удобный для командного стана. Точно. Одним взором можно охватить не только свои тысячи, но и всё поле боя. Только для чего это? Пока Бельскому невдомёк.

Подскакали тысяцкие со своими стремянными. Им тоже надо охватить взглядом происходящее и получить какое-либо уточнение из уст воеводы, над ними поставленного.

— Похоже, пришли в себя татары, — со вздохом определил один из тысяцких. — Тягучая сеча пошла. Не побежали вороги, на что, похоже, главный воевода расчёт имел. Теперь не ясно, чем всё закончится. Их намного больше, чем нас.

И в самом деле, рубка шла по всему полю. У русских только одно преимущество: из гуляй-города продолжают палить пушки, рушницы и самострелы, прорежая крымские ряды, ибо от разящей дроби и калёных болтов укрыться просто невозможно. Вороги зажаты со всех сторон, и выход у них один — рубиться до конца или рвануться на прорыв.

Похоже, не предвидел князь Воротынский такого поворота событий. Когда неприятель поставлен в безвыходное положение, он просто вынужден драться с удвоенной силой. Нужно было, возможно, оставить продух между полками, чтобы дать просеку для бегства. Теперь это видели даже тысяцкие и рады были сказать своё мудрое слово.

— Не всё учёл князь Воротынский, — тоже со вздохом поддержал своего товарища второй тысяцкий. — Потому, считаю, одной головой думал, а мог бы большой совет собрать. Теперь в три руки биться нужно, иначе...

Он не договорил, увидев, как из леса выпластала дружина князя Воротынского с его стягом. Впереди — знатный воевода Никифор Двужил.

— Ого! Князь имел силы в запасе? Внесёт перелом!

Однако не в гущу сечи несётся дружина, а держит путь свой к ставке Девлет-Гирея, которая расположилась в полуверсте от гуляй-города на высоком холме. Со взгорка, на котором восседает на коне Богдан Бельский, её хорошо видно. Да и расстояние до ханской ставки не так уж велико. Первые ряды обороняющих ханскую ставку дружина смела играючи, но чем ближе к хану, тем яростней сопротивление. Да и как иначе, если добрая половина ханской гвардии — отборные нукеры — оберегает драгоценную жизнь властелина.

Замедляется движение княжеской дружины, вот-вот остановится она, завязнув в тягучей сече.

«Пособить бы?» — мелькнула мысль у Богдана. Окинул он поле сечи взглядом: напрямую прорубаться сквозь татарские тумены очень долго. А если обочь поля? По берегу до леса, а там — краем леса, да и ударить сбоку?

Взыграла кровь. Приказывает своим тысяцким:

— Поможем дружине славного воеводы нашего! Дайте знак о выходе из сечи и — за мной!

— Риск великий. Оголим свой участок. И всё же, стоящий риск. Дело задумал ты, воевода.

А Бельский уже скачет со своими боевыми холопами и приставами Хованского по берегу Рожай, не замечая даже, что в иных местах татары поджимают русских ратников очень близко к берегу; но вот его начали догонять вороные опричные сотни — всё больше и больше их. Чувствует это Богдан Бельский по топоту несущимся за ним и торопит коня — тот рвётся из-под седла, словно поняв намерение хозяина.

Вот она, гряда холмов. Пора выскакивать из леса. Осадил коня Бельский, чтобы подтянулось как можно больше ратников. Понял, тысячи не наберётся. Выходит, не всех вывели из сечи тысяцкие, побоялись полностью оголить участок.

«Ослушались!»