Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

Не успел ещё Богдан полной мерой оценить услышанное, как Борис Годунов заговорил уверенно, словно о давно выношенном.

— У Ивана два сына: Иван и Фёдор. Иван столь же умён и хитёр, как и отец. Жесток не менее его. Фёдор же — блаженный. Вот его и следует на трон возвести. Он станет царём всей России, управлять же ею будем мы.

— А брат Грозного Владимир Старицкий?

— Не помеха, если умело действовать.

— Выходит, извести и сына Грозного и Владимира? — решился на откровенный вопрос Богдан. — Не в пыточную ли прямой путь, если дознаются?

— А сейчас ты от сумы и тюрьмы можешь заречься?

— Это так. И всё же нужно действовать ловко и тайно.

— Есть ход. Вполне надёжный, — уверенно сказал Борис Годунов.

Вот и весь сказ. Больше ни слова. Разве это откровенность? Богдан хотел было упрекнуть Годунова, но сдержался, прикинув всё в уме. В самом деле, есть ли нужда раскрываться во всём, не лучше ли, имея одну цель, делать каждому своё дело тайно. Так меньше опасности провалиться, если что-либо изменится.

В общем, долгий разговор окончился твёрдым уговором: идти сообща к единой цели, не подстёгивая друг друга, действуя размеренно и очень осторожно, даже не раскрываясь полностью друг перед другом.

— Важно хорошенько запомнить это да не выпячивать на людях нашей дружбы. Жить как все: при Государевом Дворе дружбы нет, есть только интересы каждого. Лучше будет даже, если мы, помогая друг другу по большому счёту, прилюдно изредка станем показно противоречить по мелочам. А такое останется в памяти.

— Принимается! — горячо поддержал Малюту Борис Годунов.

Так порывисто, так несдержанно, что у Богдана Бельского закралось подозрение:

«Угодно, видать, ему станет двуличить при таком уговоре. Себе на уме...»

Когда стало очевидно, что обо всём тайном уже обговорено, хозяин предложил:

— Перейдём в трапезную. Сделаем вид, будто продолжаем наш разговор. Для ушей слуг моих.

В трапезной потянулся долгий пустопорожний разговор, в основном о делах в вотчинах и поместьях.

На следующий день, к удовольствию заговорщиков, Иван Грозный не собрал Боярской думы, ибо резко изменилась обстановка: посольский приказ известил государя о смерти польского короля Сигизмунда и о том, что в Москву направлено посольство из Кракова. Его цель — предложить Ивану Грозному от имени шляхты и ясновельможных панов выдвинуть свою кандидатуру Сейму для выбора его в короли польские. Иван Грозный ломал голову над тем, как поступить. Вроде бы заманчиво, и в то же время, кто предскажет результаты этих выборов. Начались, как бы мы сейчас назвали, консультации. Советы самые разные, но большинство бояр стояло за то, чтобы дать согласие идти на выборы. Только Богдан Бельский ответил государю коротко и ясно:

— Избранный на Сейме — не самодержец. Ты, государь единовластный в России, в королевстве будешь повязан по рукам и ногам.

Лыко — в строку. Взыграло самолюбие Ивана Грозного, и он хотя вроде бы и не отказался от предложения послов, прочащих его на Польский престол, но палец о палец не стукнул, чтобы добиться победы на выборах. Поступил так, дабы не слишком обидеть ясновельможных панов резким отказом. Тянул время.

Ещё одна причина неспешности в отмене опричнины — действия шведов. Считая, что Россия ослабла — потеряла изрядно ратников в сече с ханом крымским, а войско пополнить некем, ибо по городам и весям российским прошёл страшный мор, — шведы начали шажок за шажком захватывать земли эстонцев. Мало того, смущали карелу, ижору и водь, занедовольничала и чудь побережная, вроде как тяготиться стала подданством российским, и это, пожалуй, была главная причина, по которой Иван Грозный заменил обсуждение задуманного прежде вопроса другим — он испросил совета, как лучше организовать поход на шведов. Предложений много. Выслушав их, государь объявил:

— Я сам поведу полки на шведов. Весны ждать не буду, как предлагают некоторые осторожные. До зимы устрою войско в станах Великого Новгорода и ударю оттуда неожиданно.

По росписи Разрядного приказа Богдану Бельскому было определено идти воеводой в карелы. С одним полком.

Волю государя исполняли усердно, и несмотря на раскисшие дороги, в станы под Великим Новгородом полки подошли точно в установленный срок. Иван Грозный провёл смотр своей рати и первым разрешил выход полку Богдана Бельского, как более всех подготовленного к походу и к сечам.

Это соответствовало истине. По совету Малюты Скуратова Бельский ещё в Москве изучил по Новгородским древним чертежам, где стоят какие города и посёлки на Ладоге, по берегу Невы, на Охте, Ижоре, Сестре и на островах Котлина озера (Финского залива). И не только сам изучил, но велел сделать это же тысяцким, сотникам и даже десятникам. Проводники — проводниками, а самим не гоже уподобляться слепым котятам. Особое же внимание Бельский обратил на земли северней Невы, где издревле обитала народность ижора, более финско-угорского корня, нежели венедского. Вот их-то больше всего соблазняли шведы, хотя и с невеликим успехом, но всё же не безрезультатно.

Полку предстояло действовать не единым кулаком, а разрозненно, чтобы взять под ратную руку одновременно все народности в Карелах, поэтому Богдан Бельский ещё до смотра войска царём провёл совет с тысяцкими и сотниками, указал кому и где сосредоточиваться перед началом карательных действий. Для себя он наметил крепость Невское Устье, остальным же места указал так: одной тысяче — на Васильевском острове в усадьбах бывших (в Великом Новгороде их принято было называть «старыми») посадников Василия Казимира, Василия Селезня, Василия Ананина; другим тысячам в сёлах по берегам Котлина озера и на Фомином острове, где тоже не одно боярское поместье. Отдельно приказал паре сотен остановиться в посёлке Клети, что на Ижоре.

— Никому без моего слова ничего не предпринимать, — наказывал Бельский тысяцким и сотникам. — Сидеть смирно. Меч обнажать только против тех, кто первым поднял меч.

Богдан Бельский рассудил так: лучше попытаться успокоить ижору и карелу бескровно, не устрашая, а соблазняя, как это делают шведы. Все города, посёлки, особенно погосты, привести к присяге царю Ивану Васильевичу, и не только ижору, карелу, водь, а и русских. Казнить лишь тех, кто наотрез откажется присягать самодержцу Российскому. Казнить прилюдно. Как изменников. Он понимал, что нарушает наказ Ивана Грозного, для кого главное — держать всех в страхе. Бельский даже представлял, какие ужасы испытает эстонская земля, но понимая, что самовольничает, и предвидя не слишком лестное слово государя, всё же твёрдо решил не размахивать мечами, не жечь и не грабить, справедливо полагая, что добровольная присяга куда как прочней подневольной.

Не считаясь со временем, Богдан Бельский встречался со знатными гостями новгородскими, какие благодаря крупному торгу имели здесь заметное влияние на местное население; с боярами и дворянами, с воеводами крепостей Ладоги, Канцев, Орешка, Невского Устья, обсуждал с ними, как ловчее приводить к присяге сёла и погосты. Не все сразу становились на его сторону, но Бельский шаг за шагом добивался своего, да к тому же, на его радость, в Невское Устье потянулись посланцы от ижоры, корелы и води с просьбой принять от них присягу на верность русскому царю. Дошли, видимо, до них слухи о намерениях воеводы, который испытывает трудности в осуществлении своего плана.