Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев

Только не время возмущаться. Нет нужды ждать и остальных, кто ещё не подоспел. Тем более правы тысяцкие. Нигде нельзя давать простора татарам, иначе, почувствовав слабину, они ещё пуще ободрятся.

Оглянулся Бельский на стоявших в ожидании опричников и — громко, чтобы услышали все:

— Кто подрубит ханский стяг, обещаю выборное дворянство и чин тысяцкого! За мной!

Момент решительный. Должна дрогнуть ханская гвардия, увидя боковой удар. На это уповал Богдан, пластая на своём вороном впереди вороньей стаи. Забыл наказы и Малюты, и Хованского не действовать сломя голову. Напрочь забыл.

Увы, не дрогнули гвардейцы ханские. Без страха встретили они чёрных опричников кривыми саблями. Пошла рубка. Не пятились нукеры, только по их трупам продвигались вперёд опричники, теряя своих соратников.

У Богдана Бельского мелькнуло сомнение: не зря ли предпринята им атака, не сложит ли он здесь свою голову?

Но вот перемена: не гвардейцы дрогнули, дрогнул хан. Он видел, как с одной стороны упрямо прорубается к нему княжеская дружина со стягом главного воеводы, с другой, не менее упрямо, продвигаются чёрные опричники, к которым продолжает прибывать из леса пополнение. Вышло совершенно случайно, но оказалось, что Бельский поступил весьма разумно, не став дожидаться полного сбора своих ратников, — именно выскакивающие одна за другой из леса десятки более всего напугали Девлет-Гирея, ибо хан посчитал, что не будет конца чёрным ратникам. Хан махнул рукой сотне своих телохранителей, которая ещё не вступала в бой, и поскакал в обход гуляя на большую дорогу.

За ним, не теряя ни мига, понеслись нойоны, тоже со своими телохранителями — защитников холма сразу же заметно поубавилось, да и боевой дух их моментально сник.

Через четверть часа сотник Ивашка Силин подрубил ханский стяг.

Упавший стяг — сигнал великого бедствия. Правда, ещё какое-то время сеча не утихала, но вот наиболее разумные тысяцкие или наиболее трусливые повели своих подчинённых на прорыв; русские же ратники, поняв, что близок миг победы, не слишком-то препятствовали желающим улепетнуть. Пусть несутся в панике. Сподручней сечь их, догоняя. У каждой речки. Особенно на Оке. Если ещё их мудрый главный воевода загодя определил Серпуховскому гарнизону тормошить переправы вылазками.

Тех, кто сдавался, не секли: будет кому хоронить нечистых басурман, да и работники из татар со временем получаются неплохие, а руки рабочие земле обезлюдевшей от мора и рати ой как нужны. Ещё и о том мысли: пойми, кто из них монгольской, а кто русской крови — во все годы ига Орда брала налог крови, каждого первенца-мальчика. Явно готовила из них бойцов.

Богдан Бельский гоголем восседал на коне, взирая с восторгом на происходившее вокруг. Удобное место выбрал Девлет-Гирей, чтобы всё видеть, увы, толку от этого никакого не извлёк. Теперь вот он, Бельский, на его месте. Гордый тем, что не дружинники княжеские подрубили ханский стяг, а опричник, ему подчинённый. Он ждал, когда к нему подъедут первый и второй воеводы Опричного полка и признают его важный вклад в победу над крымцами.

Завысил значимость своих действий? Ещё как! Его смелый шаг не более, чем родничок, влившийся в Окские струи, только дополнение к проделанной огромной подготовительной работе князя Михаила Воротынского и его соратников. Причём «родничок» был случайным. Но разве мог Богдан трезво об этом подумать, считая, что именно его умный и смелый манёвр принёс столь великую победу, в корне изменив картину боя?

Нет, он не спустится с холма, пока не подъедут к нему его начальники и не пожмут его руку. Храбрую руку героя.

Никифор Двужил уже сказал ему своё слово:

— Молодцом, воевода. Завяз бы я со своей дружиной. Слишком отчаянны ханские нукеры. Да и больше их намного.

— Увидел я, что туго вам, вот и решил.

— В самое время решил. Ладно, оставайся здесь, а я — к князю. Вдруг пособить есть нужда.

Не Хованский с Хворостининым подъехали первыми к бывшей ханской ставке, а сам князь Михаил Воротынский. Гордый великой победой, но старающийся скрыть радость, ибо на поле сечи да и в гуляй-городе сложили свои головы многие сотни.

— Низкий поклон тебе, опричный воевода Бельский. Пособил знатно. Как бывалый воевода действовал. Стяг ханский тебе к ногам Ивана Васильевича, царя нашего, бросать. А теперь... Чешутся, небось, руки. Вдогонку кинуться хочется?

— Конечно.

— Веди свои тысячи. Я всем полкам велел сечь безжалостно наглых захватчиков, кто не бросит сабли своей кривой да саадака с колчаном. И тебе это же велю.

Поспешил Богдан Бельский со своими опричниками, и уже на Лопасне догнал улепетывающих в панике татар и ногайцев. Они почти не сопротивлялись, и он пленял их сотнями, заявляя на них своё право. Его вотчинам и поместьям в Московском, Ярославском, Переяславском, Зубцовском, Вяземском, Нижегородском уездах и в Белом рабочие руки лишними не станут. Можно, кроме того, приглядевшись, отобрать из татар храбрецов, готовых исполнять любое его поручение. При усердном служении их можно будет даже возвысить ещё более.

Угодили в руки Бельского и те, кого Девлет-Гирей прочил наместниками в города русские. За них князь полагал получить хороший выкуп, значительно пополнив свою казну, которая хранится в Иосифо-Волоколамском монастыре.

Когда насытился сечей окончательно, решил Богдан, что можно теперь присоединяться к своему полку, под руку воеводы Хованского, выказывая и в дальнейшем ретивость. Он достиг того, чего желал: отличился в сече настолько, что даже недруги не смогут этого отрицать. А уж Малюта Скуратов сумеет преподнести царю Ивану Грозному его решающую роль в победе над Девлеткой, князя же Воротынского унизить или даже обвинить в нерешительности, в которой можно увидеть, если приглядеться внимательно, двойную игру со злым умыслом.

Пособит в этом и Фрол Фролов.

Надежды Богдана Бельского исполнились. Ему повезло. С помощью, конечно, доброго дяди Малюты. Получилось так, что рать победителей, въехавшую в Москву во главе с князем Михаилом Воротынским, встречали великим ликованием и колокольным звоном всех церквей. Под копыта коней бросали охапки цветов, женщины расстилали шёлковые платы свои. Не боялись греха остаться простоволосыми. Когда же возвращался в Москву сам царь Иван Грозный, бежавший, как рассудил народ, от важнейшей для страны сечи, его встречали подневольно, что почувствовал царь и его до глубины души это скорбило.

Не встретил царя и сам Воротынский лично. Он поспешил воспользоваться победой и вместе со своими боярами устремился к тем местам, где давно уже были срублены заставы и крепостицы, чтобы наладить спешную их отправку в предназначенные им места на порубежных линиях. И вот тут Малюта Скуратов, поняв, как всегда, тайные мысли государя, пустил слух, что князь Воротынский не добился бы победы над Девлет-Гиреем без героизма Опричного полка, особенно тех тысяч, которыми командовал Богдан Бельский. Когда же слух этот, распространяясь, набрал силу, Малюта донёс о нём Ивану Грозному, добавив: