Бабочки и порочная ложь - Кейли Кинг

Он грязно борется и меняет обстановку. Низкая постоянная вибрация превращается в быструю пульсацию, из-за которой я сбиваюсь с места. Руки, выгнутые над моей головой, падают в стороны, и мои шаги сбиваются.

— Дразнить меня неразумно, детка, — мрачно предупреждает он, как будто он злой вдохновитель. Хотя во многом я думаю, что это именно то, кем он является.

Глаза почти закатываются, я пытаюсь не дать коленям подкоситься. Мои мышцы трясутся, и вполне возможно, что я упаду на пол Марли. Втягивая воздух, я смотрю на него через плечо.

— Я не знаю, такое ощущение, будто ты дразнишься, что ты можешь дать мне именно то, что я хочу.

— Ах, да? И чего ты хочешь? — его темные брови изогнулись. — Скажи мне своими словами, и я, возможно, почувствую желание передать это тебе.

Ответ прост, или, по крайней мере, так должно быть. Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить. Я знаю, что он ожидает от меня этого, и я знаю, что мне следует сказать именно это, но скажи мне, почему я говорю не это.

Мое дыхание сбивается, и кожу начинает покалывать, когда внутри нарастает тепло, прежде чем я позволяю словам вылететь из моего рта.

— Я хочу, чтобы ты сказал мне, что это реально, и ты не собираешься отталкивать меня завтра, когда вдруг вспомнишь, что ненавидишь меня.

Я знала, что жажду от него утешения, но не осознавала, насколько сильно, пока он не заколебался мне ответить. Он сидит с пустым лицом и напряженным позвоночником. Я так близка к тому, чтобы мечтать, чтобы пол поглотил меня целиком и помог мне избежать смущения, в котором я только что вальсировала, когда увидела смену.

Это небольшое изменение, и я очень сомневаюсь, что оно будет заметно кому-то, кроме меня. Я выросла, ища подобные изменения на его каменном лице, потому что мне всегда хотелось знать, что происходит у него в голове. Только когда он позволил мне зайти за свои стены, я научилась свободно говорить на его немом языке. Я обнаружила, что громче всего кричат небольшие изменения в языке его тела и выражениях.

Они также часто являются самыми важными, которые ему нужно услышать, но их почти всегда упускают из виду самые близкие ему люди.

Мое сердце застревает в горле, когда лед тает в его глазах, и он встает с низкого пластикового стула. Сочетание моего удовольствия от строительства и бурных эмоций, когда он идет ко мне, наносит ущерб моему телу. Как будто меня тянут изнутри в разные стороны.

Он двумя пальцами поднимает мою голову за подбородок. То, как Рафферти смотрит на меня, почти заставляет меня забыть, как дышать. Это единственное, что я умею делать с рождения, но он может заставить меня забыть основную функцию одним взглядом.

— Это правда, — шепчет он так тихо, что это почти теряется в музыке. — Бля, Пози, это всегда было по-настоящему. Вот почему мне приятно, даже когда чертовски больно.

Я охотно отдала его, чтобы защитить Пакстона, и это было самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать. Я никогда не думала, что смогу вернуть его, и в течение многих лет я изо всех сил пыталась смириться с потерей. Это было похоже на смерть, которую нужно оплакивать. Именно об этом моменте я мечтала по ночам, чтобы успокоить разорванные кусочки моего сердца. Это казалось такой дикой невозможностью, что я просыпалась с грустью из-за того, что позволила себе это представить. Это было сродни пытке. Теперь, когда я столкнулась с реальностью, я изо всех сил пытаюсь поверить, что это происходит на самом деле, пока губы Рафферти не врезаются в мои.

Это захватывающий поцелуй, но я слышу в нем молчаливое обещание. Это его способ пообещать мне, что он имел в виду все, что сказал. Что мы настоящие.

Я держу его так, как будто все еще боюсь отпустить, и страстно целую его в ответ. Его рука перемещается от моего подбородка к моей щеке. Нежное прикосновение его большого пальца к моей скуле заставляет меня сдерживать улыбку. Мне нравится его резкая резкость, но эти маленькие моменты все равно трогают мое сердце.

Пока его язык скользит по моему, он повышает вибрацию между моими ногами до уровня, который лишает меня способности функционировать. Его руки обхватывают меня, когда у меня подгибаются колени, удерживая меня в конвульсиях, и он глотает каждый звук, вырывающийся из моего горла.

Едва я отошла от вспышки раскаленного удовольствия, как уже хватаюсь за пуговицу и молнию на его джинсах.

— Сними штаны, — говорю я, задыхаясь, ему в губы. — Ты мне нужен прямо сейчас, черт возьми.

Как будто мы участвуем в гонке со временем, мы рвем на себе одежду, а когда заканчиваем, она разбрасывается вокруг нас по полу. Рафферти едва успел устроиться на спине на земле, когда я сажусь на него верхом.

Протянув руку между моих бедер, он выдергивает у меня фиолетовый вибратор, заставляя меня ахнуть. Он не удосуживается выключить эту штуку, и она с жужжанием ударяется об пол, когда он отбрасывает ее в сторону.

Его руки держат мои бедра, пока я помещаю кончик его члена в свое отверстие.

— Посмотри в зеркало, — хрипло приказывает он. — Посмотри на себя, когда ты скачешь на моем члене, и сама увидишь, какая ты чертовски красивая, пока ты это делаешь.

Единственный ответ, который я могу ему дать, — это отрывистый кивок.

Мы коллективно стонем, когда я опускаюсь на него. Он растягивает меня так болезненно, но восхитительно, что я вижу звезды. Это опьяняющее чувство, которое он наполняет. Это заставляет меня задуматься, как я обходилась так долго без него.

Полностью сев на его член, я открываю глаза и смотрю в зеркало, как он и приказал. Я вижу, что он уже смотрит на меня сквозь него, его холодные глаза горят, и от них моя кожа становится теплой.

Мы смотрим друг на друга и никогда не отводим взгляд, пока я прыгаю на нем. Его пальцы держат меня так, что это, несомненно, усилит синяки, разбросанные по моей коже с тех пор, как я начала оставаться в его доме. Я смотрю на них не как на боевые раны, а как на знаки почета.

Рафферти Уайлд трахал меня так сильно, что остались синяки, — это определенно то, чем, я думаю, стоит похвастаться.

Нуждаясь в большем контроле, он обнимает меня, и прежде чем я успеваю это осознать, мой мир начинает вращаться. Я почти не чувствую этого, когда