Рондо - Александр Липарев

– Коль, а ты когда женишься?

Кичкин снисходительно улыбался, будто у них в Совмине Российской Федерации люди такой чепухой не занимаются.

До Нового года требовалось написать и защитить отчёт, и Митина работа пошла на форсаже. Это был первый отчёт, в котором он участвовал, как автор. Гордый своей самостоятельностью, он кинулся в бой – пропадал в библиотеке, листал первоисточники. Он любил этот отчёт. Работал он и дома – по вечерам, по выходным. Тёща глядела на этот энтузиазм и жалела зятя, старалась получше накормить. А Лена относилась с пониманием, она знала, что подготовка отчёта за несколько лет работы требует плотного графика. На этот период Митя для всех пропал. У него даже не нашлось времени, чтобы забежать к Вовке, когда он узнал, что летом у того умер отец. И стыдно, и всё-таки не зашёл.

Закончив с первоисточниками, он занялся обработкой собственных материалов. Ну, тут дело пошло значительно быстрее – своё уже предварительно обдумано. И вот, когда стало понятно, что и как надо писать, ему показалось… Его голову тяжелила собранная информация, она, будучи ещё сырой, напоминала желеобразную массу. Мите приходилось следить, чтобы ничего не уплыло, не потерялось. В этих усилиях и родилось осознание того, что он напал на нечто новое. Ему показалось, что торфяно-песчаная махина Сибири не смогла утаить от него одну из хитростей своего строения. Похороненные под рыхлой толщей глубинные структуры умудрялись сигнализировать о себе. А Митя эти сигналы понял. Сперва как-то не верилось, что до него с этим никто не разобрался. Неужели сам додумался? Митино сердце замирало то от предвкушения открытия, то от сомнений. Когда начинающий исследователь убедил себя, что он обнаружил такое, чего раньше никто не знал, его захлестнула волна пьянящего восторга, который нельзя сравнить ни с чем. В эту минуту Митя представлял собой живой сгусток ликования и счастья. Несколько часов он ничего не мог делать – не мог ни сидеть, ни лежать, ни ходить. Ему одновременно хотелось всем рассказать и в то же время хранить это знание при себе, как священную драгоценность. А в голове всё мелькало: «А, чёрт побери! Ведь могу же, могу! Сам допёр!» Сладко было осознавать себя и умным (что можно было считать доказанным), и всемогущим (природе ничего не удалось утаить).

Отрезвляющее лекарство подоспело вовремя. Оно объявилось в виде геологической карты Западной Сибири. В объяснительной записке к ней всего одной фразой, до обидного буднично, излагалось всё то, что составляло Митино открытие. Ему оставалось лишь крякнуть от досады. Но гордость первооткрывателя не пропала. Он знал, что в науке такое случается. Ну, опоздал, но додумался-то сам! В этот раз не удалось – получится в другой. Впереди уйма времени.

С отчётом поспели вовремя. Доложенные на Учёном Совете результаты попали под щедрую струю хвалебных отзывов. «Важное народнохозяйственное значение проделанной работы», «Реализация мудрых планов партии», «В свете решений последнего партийного съезда…» Вот тут-то до Мити и стало доходить, что все эти годы он, как самый последний лопух, своими руками приближал осуществление чьей-то бредовой идеи. Не отягощённый верноподданнической робостью, он все мудрые планы партии по поводу переброски северных рек с лёгкостью отнёс к категории идиотских. И чем красочнее говорили выступавшие, тем больше переживал Митя. Ну как там можно ставить плотину? Там же низина. Видел ли кто-нибудь из них, что такое подпруженная, разлившаяся Обь? А он видел. И тогда была всего лишь ледяная пробка. А если плотина… Бред! А где будут жить ханты? Куда зверьё денется? Выступления продолжались.

После защиты отчёта Митя кинулся к Приступину. Но опытный Макар Витальевич на все его недоумения ответил просто:

– Не переживай. Суетиться надо будет, если там чего-нибудь начнут делать. А до этого, скорее всего, не дойдёт. Процентов на девяносто до этого не дойдёт. Поговорят, поговорят и успокоятся.

Макар Витальевич относился к глупостям государственного масштаба куда спокойнее Мити. Он был хорошо с ними знаком, хорошо в них разбирался. Собственно, вся стратегия благополучия приступинской семьи строилась на существовании огромного количества госглупостей. И он научился их понимать, научился оценивать, какой век отпущен каждой из них. Макар Витальевич мог считаться одним из лучших специалистов по государственным глупостям. А Митя переживал больше из-за того, что за несколько лет работы он ни разу не вспомнил, ради чего бурил и копал. Строительство «мёртвой дороги» посреди болот – занятие бессмысленное. Но зеки были подневольны. А свободный Митя с увлечением закладывал основание под проект, в котором разумности нисколько не больше. Лопух, наивный лопух!

Вадик очень обрадовался возможности сбежать из дому. И Андрея удалось вытащить на свет Божий из пут его подработок. Вынырнув из книг и реферативных журналов, он глядел на товарищей немного недоумённо, но от водки не отказывался. Встреча проходила на Пашкиной территории. Его хлопотливые мама и сестра соорудили весьма толковый стол, а гости принесли с собой всё остальное. На кухне хозяйничала ещё одна женщина. И тут вдруг выяснилось, что это не просто ещё одна женщина, это Пашкина жена. Пашка женился! Никому ничего не сказал и даже сейчас не представил молодую супругу. Хозяин дома загадочно и немного конфузливо улыбнулся и крикнул в сторону кухни:

– Валь, поди сюда!

Любопытно, кто же это рискнул связать свою судьбу с Пашкиной? С его нетерпимым характером, с его своенравием. Внимание девушек он притягивал – рослый, красивый и одевался он тоже красиво. На расстоянии он их внимание и притягивал. А приблизившись к нему, они тотчас убегали. Наверное, Пашку надо очень сильно полюбить, чтобы хватило сил его терпеть.

В комнату вошла рыжеватая девушка. Митя смотрел на неё, пытаясь скрыть разочарование. Для такой художественной натуры, как Пашка, подходило нечто более элегантно-возвышенное. Впрочем, это его дело.

– Вот знакомьтесь – Валя.

У Вали были немного замедленные речь и движения. Не смущаясь, она совершила обряд знакомства и опять отправилась на кухню.

– Вот как-то неожиданно всё получилось, – Пашка, будто извинялся. – Вчера был холостым и вдруг женат. Я больше всего боялся, как она с моими женщинами поладит. Обошлось.

– А с твоим характером, как она ладит? – спросил Вадик.

– А чего? Всё в порядке. Ладит.

– Ну-ну, – промычал Вадик.

– Она работает в Политехническом музее. Лекции, тематические экскурсии ведёт. Приходит она как-то к нам на завод. Новые технологии, чего-то там… Не помню уже. Ну, меня к ней и пристегнули. Водил, водил её по заводу, объяснял, показывал. И вот чем всё кончилось.

– Ты ей про новые технологии, а она тебя охомутала по старой технологии. – Неприятности с женой выделяли в Вадике желчь, а упоминание о женщинах служило в этом процессе катализатором.

Паша притащил папку со своими новыми фотографиями. Снимки у него, как всегда, были замечательные. Вот кусок пустыря. Земля то ли перепахана, то ли разъезжена тяжёлыми машинами. Неглубокий снег, из-под которого выглядывают некрасивые глиняные гривки. Голые деревья. А на заднем плане – многоэтажные дома-новостройки. Сфотографированы холод и неустроенность. Снять ощущение – это надо уметь, это талант. Снег – зернистый, тени от заходящего солнца контрастные.