Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Хоуп Ходжсон

— Ноги! Мои ноги! Я влип! — истошно закричал он. Ноги его погрузились в слой тлена по самый обрез сапог, но капитан Ганнингтон обхватил своего помощника могучей левой рукой, дернул изо всех сил, и в следующее мгновение тот оказался на свободе, хотя и без каблуков на обоих сапогах. Все это время я отчаянно перепрыгивал с места на место, стараясь не застревать в тлене, а потом также рванулся к борту. Однако прежде, чем я успел оказаться там, в слое гнили между бортом и нами возникла странная прореха, шириной в пару футов, но какой глубины — не знаю. Она закрылась в одно мгновение, и на ее прежнем месте началось некое жуткое колыхание, так что я бежал от него, не смея поставить ногу на это место. Капитан крикнул мне:

— На корму, доктор! На корму! Сюда, доктор! Беги!

Пробежав мимо меня, он поднялся на заднюю, приподнятую часть полуюта. Второй помощник пустым и неподвижным мешком свисал с его левого плеча; мистер Селверн потерял сознание, и его длинные и тощие ноги колотились на бегу о массивные колени капитана. Странно, как запоминаются иногда мелкие подробности… оторванные каблуки второго помощника до сих по стоят перед моими глазами.

— Эй, на шлюпке! Эй, на шлюпке! Эй, на шлюпке! — завопил капитан, и, оказавшись рядом, я присоединился к нему. Матросы отвечали громкими, подбадривавшими нас возгласами… было понятно, что они напрягают все силы, чтобы провести шлюпку к корме окруженного густым месивом судна.

Добравшись до древнего, укрытого тленом фальшборта, мы стали вглядываться в полутьму, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг. Поднимая второго помощника, капитан Ганнингтон оставил свой фонарь возле высокой груды; и когда мы, задыхаясь, остановились, вдруг оказалось, что весь слой тлена между нами и источником света пришел в движение. Лишь часть его, размером в шесть или восемь футов, на которой стояли мы, оставалась твердой.

Через каждую пару секунд мы взывали к матросам, чтобы они поторопились, а они отвечали, что осталось всего какое-то мгновение. Но глаза наши оставались прикованными к палубе жуткого судна; мне, во всяком случае, было уже просто дурно от уже казавшегося безумным промедления, и я был готов сигануть за борт в окружавший корабль слой грязной мерзости.

Где-то внутри огромного корпуса все время раздавалось тупое и мощное «туп, туп, туп», становившееся все громче и громче. Каждое новое глухое биение воистину заставляло содрогаться весь корпус брошенного судна. И, если учесть то гротескное и жуткое подозрение, которое сложилось у меня относительно причины этого звука, ничего ужаснее и немыслимее мне слышать просто не приходилось.

Итак, мы дожидались шлюпки, и я отчаянно вглядывался в освещенное фонарем серо-белое пространство. Странное движение захватило всю палубу. Перед самым фонарем я мог видеть горки гнили, гнусным образом шевелившиеся и трепетавшие за пределами кружка самых ярких лучей. Более близкая к нам и полностью освещенная светом фонаря груда, должно быть находившаяся на месте светового люка, медленно раздувалась. На ней проступали уродливые багровые прожилки, и по мере того, как она раздувалась, мне казалось, что эти жилы и пятна становятся заметнее — так проступают жилы на теле могучего, полнокровного коня. Необычайное было зрелище. Тот бугор, который, по нашему мнению, скрывал трап вниз, уже сравнялся с окружавшим нас слоем тлена и перестал извергать из себя струйки багровой жидкости.

Тут груда перед фонарем затрепетала и покатилась прямо на нас… движение это заставило меня залезть на оказавшийся на ощупь губчатым фальшборт и завопить, обращаясь к гребцам. Голоса их ответили мне криком, показавшим, что лодка уже приблизилась, однако мерзкий состав был здесь настолько густым, что любое движение шлюпки давалось им с боем. Рядом со мной капитан Ганнингтон яростно тряс второго помощника, тот пошевелился и застонал. Капитан тряхнул его еще раз.

— Очнись! Очнись, мистер! — заорал он.

Оторвавшись от рук капитана, второй помощник сделал неровный шаг и повалился, вскричав:

— Мои ноги! О, Боже! Мои ноги!

Мы с капитаном оттащили его подальше от груды и усадили на фальшборт, где он разразился новыми стонами.

— Держи его, доктор, — сказал мне капитан. И передав второго помощника мне, отбежал на несколько ярдов вперед и перегнулся через поручень.

— Ради бога, ребята, поторопитесь! Поторопитесь! Живее! — крикнул он вниз матросам, и они отозвались напряженными голосами, уже близкими, но не настолько, чтобы шлюпка могла оказаться рядом через мгновение.

Придерживая стонущего, наполовину потерявшего сознание офицера, я смотрел вперед на палубы полубака. Неторопливый поток тлена медленно натекал на корму. И тут я вдруг увидел нечто более близкое.

— Осторожнее, капитан! — закричал я. И тут тлен вокруг него внезапно расселся. Я увидел, как в его сторону покатилась невысокая волна. Совершив неловкий и отчаянный прыжок, капитан приземлился возле нас на безопасной части покрова, однако волна покатилась к нему. Отчаянно ругаясь, он повернулся и стал к ней лицом. Вокруг ног капитана открывались небольшие рытвинки, издававшие кошмарные чмокающие звуки.

— Назад, капитан! — завопил я. — Живо, назад!

И в этот миг волна докатилась до его ног… лизнула их; капитан в бешенстве притопнул и отпрыгнул назад, лишившись половины сапога. Отчаянно завопив от боли и гнева, он немедленно прыгнул на поручень.

— Живо, доктор! Прыгаем за борт! — приказал он, вспомнил про грязную жижу внизу, остановился и еще раз крикнул гребцам поспешить. Я также посмотрел вниз.

— А второй помощник? — спросил я.

— Беру его на себя, доктор, — сказал капитан Ганнингтон, перехватывая у меня мистера Селверна. В этот миг мне показалось, что я вижу внизу некие очертания. Перегнувшись через борт, я пригляделся. Слева под бортом, определенно что-то виднелось.

— Там, внизу, что-то есть, капитан! — выкрикнул я, указав во тьму. Он нагнулся пониже и всмотрелся.

— Шлюпка! Ей-богу, шлюпка! — завопил капитан и принялся, извиваясь, торопливо продвигаться вдоль фальшборта, увлекая за собой второго помощника. Я следовал за ними.

— Точно шлюпка! — воскликнул он несколько мгновений спустя и, оторвав второго помощника от поручня, отправил его вниз, в лодку, куда он со стуком свалился на дно.

— Пожалуйте за борт, доктор! — обратился он ко мне и, таким же образом оторвав мою плоть от поручня, отправил ее следом за офицером. И в этот самый момент я успел ощутить, что весь древний, сделавшийся пористым поручень странно и тошнотворно подрагивает, начиная терять жесткость. Я упал на второго помощника, капитан последовал за мной едва ли не сразу, но, к счастью, приземлился не на нас, а на переднюю банку, с треском переломившуюся под его весом.

— Слава богу! — услышал я его негромкое бормотанье. — Слава богу! Едва-едва не перебрались в Аид.

Он чиркнул спичкой в тот момент, когда я поднялся на ноги; нас разделяло распростертое на средней и кормовой банках тело второго помощника. Мы закричали, призывая к себе шлюпку, чтобы дать понять гребцам, где мы находимся: свет их фонаря угадывался за правым бортом заброшенного судна. В ответ они сообщили нам, что делают все, что от них зависит, тем временем капитан Ганнингтон зажег новую спичку, чтобы осмотреть шлюпку, в которую мы свалились. Суденышко оказалось современным, с заостренным носом, на корме было написано — «Циклон», Глазго. Шлюпка находилась в прекрасном состоянии, и ее явно занесло течением в эту дрянь, в которой она и застряла.