Сестрички с севера - Шэн Кэи

Тетка протяжно вздохнула и, по-стариковски кряхтя, вернулась на свое место. Очкарик угомонился, парни в камуфляже ослабили хватку, и он осел на пол, словно ком глины на холодной плитке. Очки слетели, те самые дешевые очки в простой оправе, которые он купил специально для того, чтобы выглядеть солиднее на собеседованиях, их растоптали в толпе. На Очкарика с сожалением уставилось множество недоумевающих глаз…

До начала весенней кампании по стерилизации Цянь Сяохун отправили в больничный пищеблок, проще говоря, на кухню, чтобы приготовить поесть для всей этой толпы пациенток и их родственников. Женщинам после операции нужно усиленное питание, а больница, пользуясь случаем, временно делала пищеблок источником дополнительного дохода, чтобы повысить благосостояние сотрудников и пустить средства на нужды больницы. Главврач Лэй Иган, прежде чем ринуться в бой со скальпелем наперевес, вызвал Цянь Сяохун на серьезный разговор, велел хорошенько присмотреть за кухней, мол, это залог успеха кампании, и миссия работников пищеблока так же почетна и сложна, как и медиков. Чтобы выражаться более внятно, доктор Лэй снял медицинскую маску, оставив ее болтаться на одном ухе, продемонстировав губы, над которыми не росли усы, и гладкое лоснящееся лицо. Ворочая влажным языком, он проговорил:

– Цянь Сяохун, ты сама все видишь, в период кампании по стерилизации рабочих рук катастрофически не хватает, так что приходится брать на себя сразу много обязанностей. Сейчас пищеблок работает в авральном режиме, и мне пришло в голову, что агитационную деятельность можно временно отложить, поэтому я на период кампании отправляю тебя на кухню помогать.

Главврач сформулировал распоряжение так, что работа на кухне не казалась чем-то постыдным и скучное занятие представлялось незаурядным.

– Я сделаю то, что от меня требуется, – ответила Цянь Сяохун.

Ощущение у нее было странное и неприятное, но когда начальник так торжественно просит тебя «помочь», то, независимо от твоего желания или нежелания, надо браться за дело. Затем на разговор Цянь Сяохун вызвал начальник отдела Ся Цзифэн. Приказ о повышении по службе еще официально не спустили, но к Ся Цзифэну уже крепко пристало обращение «начальник отдела». Разговор напоминал предыдущий, как две капли воды. Ся Цзифэн словно бы цитировал Лэй Игана, вот только уровень актерского мастерства не дотягивал, не получалось воспроизвести интонации главврача или же просто не выходило изобразить из себя «главного» в присутствии Цянь Сяохун. Переспав с Цянь Сяохун, он потом жалел, что все случилось так быстро. Назначение Лэй Игана на должность и все дальнейшие события показали, что он слишком поторопился переспать с Цянь Сяохун, это было нерационально, а риск слишком велик, да и Юй Юцин чуть было не поймала его с поличным.

Цянь Сяохун отправилась на кухню. Она мыла овощи и посуду, раскладывала еду по тарелкам, приходя на помощь, если не хватало рук, словно воробушек, порхала туда-сюда. На третий день в обед Цянь Сяохун, закатав рукава, занималась делами: опустив голову, она разливала суп, раскладывала еду, смотрела только на талончики, но не на лица людей, в высшей степени занятая. С трудом удалось справиться с наплывом желающих получить свою порцию. Цянь Сяохун перевела дух, вытерла пот и вдруг увидела, что метрах в трех от окошка раздачи бесцельно бродит Очкарик. Он сжимал в руках талончик, но словно не знал, зачем сюда пришел. Сегодня он был без очков, вялый, будто после бессонной ночи. По его потухшим глазам Цянь Сяохун поняла, что что-то не так, и окликнула его по имени. Он сначала не отозвался, среагировал только с третьего раза и подошел к раздаточному окошку.

– Ты что тут делаешь? Пришел обед взять? Кто-то заболел? – засыпала его вопросами Цянь Сяохун через окошко.

– Цянь Сяохун, это ты. Ли Сыцзян в больнице. Она…

– Что случилось? Она беременна?

– Нет, она…

– Говори давай, что ты мямлишь?!

– А-Хун… Вчера вечером ее стерилизовали…

– Етить-колотить! – Цянь Сяохун выругалась так, как ругались у них в деревне, и швырнула половник в кастрюлю, подняв волны на поверхности мясного бульона, а потом рванула за Очкариком в стационар.

3

В стационаре была тишь да гладь, все спокойно, словно флот во время шторма миновал опасные рифы и наконец устало причалил в порту. Пациентки и их родные тихонько переговаривались и смеялись, обсуждали случившееся и мелкие домашние заботы, проявляли нежные чувства. Время от времен какая-нибудь из женщин начинала стонать, но в этом было больше кокетства, чем настоящей боли, просто напоминание родным и любимым, что ей только что сделали операцию и она жертва. Девяносто процентов пациенток пережили перевязку труб, они лежали на койках, расставленных вдоль и поперек, словно рисовая солома, разбросанная по полю. Цянь Сяохун и Очкарик, будто крестьяне, собирающие рисовые колосья, с трудом пробирались по этому полю, между койками и стеной, между коленками и тапками, к палате Ли Сыцзян. В воздухе витал странный запах, состоявший из множества нот, причем это был не просто запах грязной одежды и грязных тел, разумеется нет, хотя отдельные «ароматы» угадывались, и не просто запах немытых спутанных волос, хотя явственно чувствовался смрад от пота и жира, к ним примешивался кисловатый запах загноившихся ран и резкая вонь от пяток… Цянь Сяохун сдержала рвотный позыв, сглотнула, хотя через некоторое время снова ощутила, как к горлу с еще большей силой подступает комок.

Живые люди, а воняют похуже животных. Дома в свинарнике, когда свиноматка приносила больше десяти поросят, которые ели, пили, ссали и ходили под себя в одном и том же месте, и то разило в десять раз меньше, чем сейчас.

Люди ничтожнее животных. Надо, к примеру, кастрировать хряка, так хозяева и то смотрят, пора ли его кастрировать или нет. Ли Сыцзян всего девятнадцать, а ее уже стерилизовали, как свинью. После аборта Ли Сыцзян очень хотела родить ребенка, для нее это было важнее, чем для рядовой женщины, так что и стерилизация стала куда более страшным ударом.

Ох, Ли Сыцзян, Ли Сыцзян… Цянь Сяохун даже представить себе боялась, как там сейчас подруга. Несколько лет назад в деревне случилось нечто похожее. Люди из комитета по контролю за рождаемостью устроили внезапную облаву, ночью схватили кучу народу. Одна женщина, родившая троих детей, скрылась, и тогда работники комитета схватили какую-то молодую девушку и стерилизовали, то ли по ошибке, то ли со злости, просто стерилизовали и все тут. Бедняжка не могла больше забеременеть, не могла родить еще одного работника, кто ж ее замуж возьмет? Впоследствии девушка покончила жизнь самоубийством, прыгнув в реку. Цянь Сяохун беспокоилась о Ли Сыцзян. И вдруг она увидела подругу, лежавшую на белой кровати. Цянь Сяохун даже сама не поняла, почему из множества кроватей взгляд выхватил именно Ли Сыцзян. Когда в палату вошла Цянь Сяохун, Ли Сыцзян лежала неподвижно, расставив в стороны руки и ноги и глядя в потолок, а по ее щекам бежали слезы.

– Ли Сыцзян, не убивайся так, – увещевала Цянь Сяохун подругу, а заодно сдерживая и свои слезы.

Цянь Сяохун хотела сказать Ли Сыцзян, что нужно крепиться, но поняла, что это хрень собачья. Если бы ее стерилизовали, то она отчаялась бы даже сильнее, она бы сошла с ума и бросалась на людей. Черт побери! Внутри Цянь Сяохун бурлила злость, она сдерживалась, чтобы не начать браниться, поскольку понимала, что сейчас не время, нужно сначала как-то утешить Ли Сыцзян. Та не могла двигаться, не хотела двигаться, просто лежала, лицо ее стало еще худее, это была уже не та девочка, что работала в салоне, с круглым и румяным, словно яблочко, личиком.