Шах королеве. Пастушка королевского двора - Евгений Маурин

Быстро мчались кони, пожирая одно лье за другим. Комочком съежившись, в углу экипажа сидел король Людовик. Его воспаленный взор машинально улавливал путевые картины, ничего не воспринимая, не запоминая, не реагируя, И все мысли, все чувства сосредоточивались в двух словах: «скорей» и вперед»!

Вот темным пятном синеет вдали лес, набегает, ширится, высится. Вот охватила со всех сторон ароматная лесная полутьма. Вперед! Вперед!

Крутой сбег пути, резкий заворот, стальной блик реки. Бурей проносится экипаж по шаткому мосту. Ходуном ходят расшатавшиеся бревна, скрипят и напрягаются скрепы, того гляди – все расползется, поплывет. Что за забота? Только вперед… вперед!

Поле, деревушка вдали. Далеко отбрасывает в сторону длинную вечернюю тень высокая, остроконечная колокольня. Откуда-то доносится свирель пастуха. Что она напоминает? Король досадливо морщит лоб, и вдруг звуки свирели отчетливо выводят ему: «Ты – пастушка? Нет, ты – просто потаскушка!». Ах, не все ли равно? Только вперед, вперед!

Но что это? Остановка? Ах, перепряжка. Ну, скорей! Главное – вперед, вперед!

И опять мчится экипаж, мелькают леса, поля, мосты, колокольни, а он все мчится и мчится – вперед, вперед!

* * *

Филипп помог брату выйти из экипажа и почтительно повел его по широкой мраморной лестнице, по бокам которой стояли приглашенные на пиршество гости, восторженно и подобострастно приветствовавшие короля.

Людовик остановился посредине и сказал:

– Господа, я очень благодарен вам за приветствия и встречу, но… мне это не по душе. Что за черт? Или вы, может быть, думаете, что я явился на заседание парламента? – он резко, сухо рассмеялся и продолжал: – Нет уж, оставьте на сегодня церемониал. Я хочу веселиться среди друзей. Пусть Вакх и Киприда сравняют здесь всех нас!

– Увы, государь, – ответил старый маркиз де Майетон, – сам всемогущий Зевс не может сравнять короля с простыми смертными!

Людовик снова рассмеялся, и этот сухой, короткий смешок, необычная нервность короля, явная странность всего его поведения заставили придворных с некоторой тревогой переглянуться.

– Но я и не думаю равняться с тобой, мой старый Майетон! – ответил Людовик, продолжая подниматься и вступая наконец на заставленную цветами и растениями верхнюю площадку. – Ты стар, хил и уже не можешь как следует служить милым божкам древности. А я молод и полон сил, я хочу вина и женщин! – Король почти крикнул последние слова, и его глаза при этом сверкнули жгучим огнем, словно он бросил кому-то дерзкий вызов. – Вина и женщин! – повторил он и снова тихо засмеялся. – Нет, в этом нам не сравняться с тобой, Майетон, клянусь Венерой, нет! – Он уселся в кресло под пальмой, обвел воспаленным взором присутствующих и потер себе лоб, как бы стараясь собрать разбегавшиеся мысли. – Но все-таки очень прошу вас, господа, забыть на сегодня всякий церемониал! – снова заговорил он после недолгого молчания. – Я устал, господа, мне хочется слиться сегодня с шумной и веселой толпой. Смейтесь, разговаривайте, не обращайте на меня внимания – такова моя просьба, таков мой приказ на сегодня, господа!

В этот момент, заметив в стороне Варда, который еще после завтрака стремительно умчался в Париж, Филипп воспользовался словами короля, чтобы сказать:

– В таком случае ты позволишь, милый Людовик, оставить тебя и озаботиться хозяйственными вопросами?

– Делай, что хочешь, и предоставь мне полную свободу. Это – лучшее, что ты можешь сделать для меня! – было ему ответом.

Филипп поспешно подошел к Варду взял его под руку, отвел в сторону и нетерпеливо спросил:

– Ну что?

– Все великолепно, – ответил маркиз. – Механизм действует без зацепочки, Жанна отлично освоилась и ничуть не теряется. Что за роскошь эта девчонка!

– Так, – промычал Филипп. – Ну а в остальном? Вакханки одеты? Залы освещены?

– Все готово!

– Так не будем же терять время!

Филипп отошел от колонны, вышел на средину площадки и, хлопнув в ладоши, крикнул:

– Господа, дорогие гости, внимание! Так как пир без женщин – не пир и так как лучшими женщинами все-таки были женщины классической древности, то по моему специальному заказу прямо из седой старины прибыл целый транспорт вакханок!

– Да здравствует герцог Филипп! – дружным хором ответили гости.

– Однако, – продолжал герцог, – бог Вакх решительно отказался прислать столько вакханок, сколько их нужно по количеству моих гостей. «У нас, – сказал он, – женщину надо завоевать, и только сильный и ловкий достоин владеть красивой женщиной. Пусть же сильные и ловкие будут награждены добычей, пусть неловкие и слабые платятся одиночеством за недостаток энергии!» Ну, с богами не спорят, господа, да ведь если подумать, так старик, пожалуй, прав! Поэтому прошу вас всех пожаловать в большой зал. Через одну из дверей ее появятся мои гостьи из классической Греции. Не зевайте, ловите, хватайте ту, которая понравится вам! И пусть победители с торжеством ведут свою добычу в пиршественный зал, пусть уныло плетутся за ними побежденные! Прошу!

Гости с хохотом и шутками веселой гурьбой двинулись в комнаты.

У входа в большой зал каждый невольно ахнул. Пол был густо усыпан песком, стены и колонны задекорированы вьющимися растениями, в которые были вплетены розы, а в песке были всажены низкорослые цветущие кусты, которые, не закрывая общего вида, превращали зал в своего рода лабиринт с широкими дорожками и лужайками.

Гости разбрелись по разным уголкам этого импровизированного сада. Дверей было довольно много. Если бы знать, через какую именно вбегут вакханки, можно было бы увеличить свои шансы на добычу, став поближе. Но как это узнать?

Людовик горделиво отошел в сторону и стал так, чтобы видеть перед собой весь зал. Затея брата очень забавляла его, но он и не думал принять участие в общей ловле. Вот еще! Если какая-нибудь вакханка особенно понравится ему, всегда будет время напомнить, что он – все-таки король Людовик! Но интереснее всего позабавиться общей картиной. Вот ведь как все насторожились, точно собаки на зверином следу!

Вдруг послышался какой-то страстный вопль многих женских голосов, часть стены, где дикий виноград маскировал широкую дверь, неожиданно распахнулась, и в зал вбежала толпа разнузданных вакханок. Легкие сандалии, венок из плюща на распущенных волосах да тигровая шкура, наброшенная на обнаженное плечо, составляли весь их костюм.

Размахивая увитыми плющом тирсами, вакханки выбежали на центральную площадку и с гортанным, призывным воем «Эвоэ, Вакх!» рассыпались по дорожкам. Поднялось что-то невообразимое. Мужчины кинулись вдогонку за женщинами, а те, не переставая издавать дразнящие дикие звуки, увертывались, скакали, словно вспугнутые козочки, через кусты в клумбы, чтобы трепетно замереть наконец в объятьях счастливого охотника.

Король воспаленным взором следил за общей сумятицей. Он любовался, как несся ловкий Вард за стройной, упругой брюнеткой, перепрыгивая через кусты и дорожки и в то же время никого не задевая и не толкая. Он смеялся, видя, как старый Майетон, от которого никак уже нельзя было ожидать особой прыти, заменив опытом и хитростью ловкость и силу, оттеснил в сторону трех молодых соперников и быстро завладел намеченной им себе жертвой. А там тяжелый, грузный, противный колосс Равидон рухнул прямо на шипы розового куста, споткнувшись о ногу, предательски подставленную ему увертливой рыженькой вакханкой с нежной, словно прозрачной кожей, сквозь которую просвечивали голубоватые жилки, и плутовскими черными глазенками. Король в восторге захлопал себя по бедрам (граф де Равидон всегда вызывал в нем чувство глубокой антипатии) и тут же зааплодировал, увидев, как Филипп, стрелой перемахнув через куст, в одно мгновение ока схватил в объятия не успешную увернуться рыженькую.