Иностранец ее Величества - Андрей Остальский

И с этим нельзя не согласиться. Но совсем не в примитивно марксистском понимании. Действительно, две нации, правда со времен Дизраэли пропорции сильно изменились — верх теперь во много раз больше низа. Как показали уже упомянутые страшные погромы августа 2011-го, если эта вторая, «низшая» нация восстанет, мало никому не покажется…

Однако исторически «две нации» не были разделены такими уж герметическими классовыми перегородками. Все относительно: они были более проницаемы, чем те, что существовали в других странах и эпохах, например в советской номенклатурной системе. Но распахивались ворота только перед самыми способными, трудолюбивыми и энергичными.

Главный экономический обозреватель «Файнэншл таймс» Мартин Вульф полагает, что Англия ближе всех стран мира подошла к созданию меритократии (буквально это греческое слово означает «власть достойных») — государства, правящий класс которого формируется строго по принципу интеллектуальных и прочих способностей. Но новые веяния в общественном сознании, торжество попсовой массовой культуры остановили развитие Англии в этом направлении, считает он.

Надо признать: для обделенных природой людей со способностями ниже средних это был жестокий мир. И начиная с семидесятых годов, после прихода к власти радикальной фракции Лейбористской партии, во имя торжества равенства — уже не возможностей, а положения — началось планомерное уничтожение грамматических школ (их сейчас осталось всего сто шестьдесят четыре, по всей Англии). Такой вот парадокс: не частные школы, предназначенные для богачей, вызывали главную ненависть социалистов, а грамматические, предназначенные для талантливой бедноты. Почему? Предполагаю, что их существование противоречит главному посылу левых: дескать, все люди рождаются абсолютно равными и из любого, при правильном воспитании, можно сделать гения, например, Моцарта.

Насчет Моцарта я не преувеличиваю. Эту идею пытались научно обосновывать солидные профессора из солидного английского университета. Кто-то смеялся, читая про подобные изыскания, а кто-то говорил: «А что, может быть, в этом что-то есть…»

Если бы министры-социалисты добились своего, сейчас в Англии не осталось бы ни одной грамматической школы. Министр просвещения Дэвид Блэнкет сделал знаменитое заявление: «Читайте по губам — больше не будет селекции». (Селекцией в Англии называется отбор детей по способностям.)

Формулировка эта выглядела тем более пикантной, что сам Блэнкет слеп. Кстати, успех его политической карьеры в британском обществе о многом говорит сам по себе. Часто вы видели министров, передвигающихся с собакой-поводырем по коридорам власти?

Противники грамматических школ считают, что надо не создавать привилегированные элитные учебные заведения, а подтягивать до их уровня все остальные. Чисто теоретически звучит замечательно — на уровне пожелания или тоста. На практике же выравнивание происходит по уровню ниже среднего.

Блэр хотел затормозить процесс. Он не мог поверить в такую логику: если уничтожить лучшее, худшее подтянется до более высокого уровня. Кроме того, ему важно было сохранить поддержку юго-востока Англии, прежде всего богатого графства Кент, где грамматические школы были (и остаются до сих пор) очень популярными.

Поэтому Блэнкету пришлось брать свои слова назад, изворачиваться, объяснять, что его неправильно поняли, неправильно прочитали по губам.

А потом он и вовсе перешел в Министерство внутренних дел и был очень неплохим министром, пока его не подвело повышенное либидо. Его романы (вот это слепой!) получили скандальную известность. Сам-то Блэнкет не был женат, но некоторые его избранницы были замужем…

В результате атаки на грамматические школы социальная мобильность начала падать и настоящей меритократии в Англии пока не получается… Чтобы угодить общественному мнению, престижные университеты при наборе студентов практикуют так называемую «позитивную дискриминацию». Что это такое, объясняет популярная карикатура: знатная леди, беседуя с сыном в родовом замке, говорит ему: «Теперь, когда тебе исполнилось восемнадцать, ты должен знать правду: твой настоящий отец — садовник… Надеюсь, это поможет тебе поступить в Оксфордский университет».

Между тем англичане продолжают мучиться национальным комплексом: кто-то крепко вбил им в головы, что они живут в некоем суперклассовом обществе и из этого происходят все социальные проблемы, и не только. Надо признать, Маркс оказал на мировоззрение левой части британского среднего класса огромное влияние, в то время как рабочий класс остался к марксизму равнодушен.

В уже цитировавшейся книге Кейт Фокс «Наблюдая за англичанами» все в основном из классовых понятий выводится и ими объясняется. Даже мода на какие-то предметы и товары. Так, например, «форд-мондео» многие преуспевающие британцы игнорируют, хотя эта модель не хуже других, пишет Фокс и заключает, что это служит доказательством и проявлением обостренного классового сознания.

На самом деле этакие фобии и иногда труднообъяснимые моды случаются везде и повсюду. В России, например, мне тоже приходилось не раз слышать рассуждения о непрестижности той или иной марки машин, не всегда поддающиеся разумному объяснению. Да я уверен: каждый читатель и сталкивался с подобным! Все эти моды и фобии действительно связаны с социальным статусом, но чаще речь идет о попытке обрести формальные символы — доказательства личного успеха: нувориши или просто поднявшиеся из грязи в князи везде примерно одинаковы.

Даже в советские времена эти знаки существовали: телевизор «Рубин», например, а тем более автомобиль (желательно, «Волга»). Заветный треугольник — «квартира, машина, дача», обладание ондатровой шапкой (которая на самом деле грела ничуть не лучше заячьей) — все это были прежде всего знаки социального преуспевания. Любили некоторые издеваться над икрой на праздничном столе как символом того, что «жизнь удалась» — но ведь в СССР часто так оно и было! Свои социальные фетиши есть и в любом другом человеческом обществе: в этом смысле англичане как раз совсем не оригинальны.

Но Кейт Фокс умудряется даже вековые национальные черты англичан выводить из некоей особенной классовой чувствительности. Например, действительно странную для такой успешной нации черту, как робость, склонность смущаться при контакте с незнакомыми людьми, плохую способность к социальному общению. И об этом свойстве британцев действительно следовало бы поговорить отдельно.

Надо отдать должное Фокс: она в итоге признаётся, что так до конца и не знает ответа на вопрос, чем определяется национальный характер. Но все же тяготеет к марксистскому объяснению.

Долгое время проживший в Лондоне Карл Маркс считал, что в Англии все измеряется «кровью или золотом», а то, что еще и свободой и достоинством личности — этого он не замечал или не желал замечать. Видел только одну сторону медали, а на другую смотреть не хотел. Хотя многие вещи формулировал метко. Например:

«Земельная рента консервативна, а [торговая] прибыль прогрессивна, рента национальна, а прибыль космополитична, рента верит в официальную церковь, а прибыль от рождения — диссидент». Замечательно сказано, даже блестяще. Эта цитата могла бы даже стать эпиграфом к этой книге. Но Маркс не заметил, что в Англии по крайней мере «рента» постепенно, медленно, но неуклонно коммерциализировалась, а «прибыль» стремилась к аристократическому стилю и приобщалась к знати. И они в итоге перемешивались между собой.