Буря перед бурей. История падения Римской республики - Майк Дункан

Двигаясь маршем по Аппиевой дороге, Сулла продолжал демонстрировать свои благие намерения. Грабить и терроризировать окрестности его солдатам было запрещено. Кроме того, он, чтобы погасить любые очаги сопротивления, раздуваемые в последние годы, трубил об уважении гражданских прав италийцев. И где бы он ни проходил, города и веси оказывали ему радушный прием – даже Апулия и Самний, два самых непримиримых антиримских региона во время Союзнической войны.

Хотя пропагандистские речи Суллы и мирный подход свели вооруженное сопротивление на нет, его собственный гражданский статус по-прежнему вызывал сомнение. Формально он с 87 г. до н. э. командовал войсками нелегально. По закону ему следовало передать командование Флакку и отправиться в изгнание. Сенаторы, готовые пойти на компромисс с ним, беспокоились по поводу легальности его пребывания на посту главнокомандующего, в то время как исполнительная власть, сенат и Народное собрание по-прежнему считали его вне закона.

Но когда к Сулле, неспешной процессией двигавшемуся по Аппиевой дороге, стали присоединяться могущественные, но до последнего времени сохранявшие нейтралитет отряды, отчаяние этих нервных политиков, не знающих, чью сторону принять, пошло на спад. Из вновь примкнувших самым значимым его союзником был Метелл Пий. Покинув Италию, он бежал на юг и укрылся в Африке, не мешая ни Цинне, ни Сулле. Но по зрелом размышлении пришел к выводу, что Сулла в этом конфликте представляет более легитимную сторону – даже с учетом того, что возвращавшегося на родину проконсула объявили врагом государства. Поэтому тот, ведя свои войска по Аппиевой дороге, пришел в восторг, увидев, что в его ряды влился Пий. Зная, насколько это повышает его шансы, он оказал Пию в своем лагере самый радушный прием, осыпал всеми мыслимыми почестями и чуть даже не назначил его командовать вместе с ним армией.

Но помимо Пия, почти такого же политического тяжеловеса, как он сам, Сулла также заручился лояльностью двух молодых людей, которые на тот момент набирали влияние и авторитет. Как и Метелл, ни один из них не был таким уж ярым сторонником Суллы, поэтому присоединились они к нему лишь под давлением обстоятельств. Со временем этим молодым людям предстояло сыграть главную роль в падении республики. Звали их Помпей Великий и Марк Лициний Красс.

Помпей, которому на тот момент было немногим больше двадцати лет, совершал действия и поступки, выходившие далеко за рамки его статуса. Он никогда не служил магистратом и на тот момент не занимал в армии никакой официальной должности, но, благодаря обширной клиентской базе своей семьи, слыл в Италии могущественной силой. В отсутствие Суллы сторонники Цинны пытались привлечь молодого Помпея в свой альянс, но к их вящему ужасу, тот, собрав собственную армию, повел ее на соединение не со Сципионом Азиатским и Норбаном, а с Суллой. Помпей был человек заносчивый и дерзкий, однако Сулла, желая укрепить его лояльность, потакал юноше и вел себя так, словно тот был великий человек, – вплоть до того, что вставал, когда он входил в комнату. Переметнувшись на сторону Суллы, Помпей нанес по Карбону и другим старым приверженцам Цинны серьезный удар: они не только лишились имевшихся в его распоряжении сил, но и потеряли северо-восток Италии, превратившийся из надежной базы во враждебно настроенную к ним передовую.

Кроме того, к двигавшемуся неспешным маршем Сулле присоединился человек, который через несколько лет станет главным соперником Помпея. Марк Лициний Красс, в то время мужчина немного за тридцать, был младшим братом Красса-Оратора, правда, не родным, но что еще важнее, сыном одного из тех, кого во времена Мариева террора объявили вне закона и отправили в изгнание. Но если его отцу и старшему брату пришлось покончить с собой, то ему самому удалось ускользнуть. После бегства из Рима Красс поехал в Испанию, где стараниями его родителя у их семьи была создана обширная клиентская сеть. Спрятавшись у верного друга семьи, он восемь месяцев жил в пещере на берегу моря, в то время как благодетели не только снабжали его едой и другими необходимыми припасами, но даже приставили двух девушек-рабынь. После смерти Цинны Красс вышел из своего убежища и, подобно Помпею, взялся собирать личный легион, дабы помочь Сулле, готовившемуся к неизбежной войне. Погрузив свое небольшое войско на корабли, Красс отплыл в Италию и предстал перед командующим. В лагере Суллы и началось легендарное противостояние между Крассом и Помпеем. Если с последним главнокомандующий обращался чуть ли не как с равным, то к первому относился как к подчиненному офицеру – и Красса это зрелище выводило из себя. Когда Сулла снарядил его на север продолжить воинский набор, Красс попросил дать ему конвой охраны, на что главнокомандующий ответил: «Я даю тебе для охраны отца, брата, друзей и родню. Всех их несправедливо и незаконно предали смерти, их убийц я и преследую»[281]».

Сулла не только расположил к себе предводителей, до этого сохранявших нейтралитет, но и перетащил на свою сторону бывших врагов, которым теперь хотелось обеспечить местечко в лагере победителя. Да, он мог затаить лютую обиду, но при этом не менее страстно выставлял напоказ свое умение прощать. Из Рима, чтобы примкнуть к Сулле, уехал бывший консул Марций Филипп, в последний раз заявивший о себе в 91 г. до н. э. критикой оптиматов. Главнокомандующий не только не наказал его за сотрудничество с Цинной, но и назначил на высокую должность в своей армии. Его небывалое милосердие на этом позднем этапе распространялось даже на членов близкого окружения Мария. Публий Корнелий Цетег входил в дюжину тех, кого Сулла после первого похода на Рим назвал врагами государства. От патрулей тогда ему удалось ускользнуть, но теперь он сам явился к главнокомандующему в надежде пережить новый кризис. Тот использовал его мольбы в качестве шанса продемонстрировать свою доброту и умение прощать. Причем это был не пустой звук, когда началась война, он назначил Цетега на весьма ответственный пост. Но время, когда его благожелательность сменится более суровым отношением к закоренелым врагам, было уже не за горами.

В то же время под знаменами Суллы собрались далеко не все, а консулы Норбан и Сципион Азиатский по-прежнему возглавляли крупные армии. Зная, что Сулла движется с севера, они развернули свои силы в Кампании, перекрыв две главные дороги на Рим. Поскольку юг уже и без того пребывал под его контролем, они преследовали цель организовать в Кампании оборону и, в конечном счете, не допустить его похода на Рим.

Сначала легионы Суллы вступили в бой с армией Норбана на Аппиевой дороге у подножия горы Тифата. Еще накануне сражения он толком не знал, как его люди отреагируют на приказ сражаться. Но на следующее утро те с лихвой доказали свою преданность ему. Воюя с той же стойкостью, что и против войск Митридата, легионы Суллы разбили Норбана, заставили его убраться в Капую и укрыться за ее надежными стенами. Позже Сулла скажет, что после битвы при Тифате он понял, что выиграет эту войну и что его люди пойдут за ним куда угодно.

Пока Норбан отсиживался, запершись в Капуе, Сципион Азиатский повел наступление на Суллу с севера. Но если воины Суллы продемонстрировали свою непоколебимую верность по отношению к нему, то людей Сципиона все больше грызли сомнения по поводу того, стоит ли ввязываться в бой по приказу их командира. Обещание Суллы уважительно относиться к правам италийцев уже получило широкую известность. А если добавить сюда и слухи о его победе при Тифате, то вооруженное противостояние с ним выглядело насколько бесполезным, настолько и опасным. Понимая, что лояльность его войск оставляет желать лучшего, Сципион Азиатский встал лагерем недалеко от Суллы и предложил ему прийти к какому-то соглашению. Тот, вполне естественно, согласился, стороны объявили о перемирии, обменялись заложниками и каждая из них выделила для участия в переговорах по три человека: Сципиона почти наверняка сопровождал его главный легат Серторий, а Суллу Метелл Пий.