Вороново крыло - Энн Кливз

Перебирая в уме друзей с лодками, живущих неподалеку от Видлина, Перес прикидывал, кто из них сможет отвезти его на Уолсу. Потом у него возникло другое соображение: он встретил Селию у Дункана, так, возможно, имело смысл для начала поискать там? Второй раз за ночь Перес погнал к знакомому дому, пересекая широкие, заросшие вереском болотистые равнины.

На перекрестке возле Брей он заметил отчетливые следы — чью-то машину занесло — и сбавил скорость, спускаясь по насыпи к дому Дункана. На пляже он увидел лишь двоих — вернее, силуэты в отсветах догорающего костра. Но кто это, не разглядел.

Перес не представлял, что его ждет в самом доме, — не знал, как Дункан отнесся к исчезновению своей дочери. Он ничуть не удивился бы разудалой вечеринке и пьяному хозяину, который стремится произвести на гостей впечатление, притворяясь, будто ничего не случилось.

Однако кругом стояла тишина. Перес заглушил мотор, но звуков музыки так и не услышал. Легкий бриз, дувший вместе с приливом, стих — дым из высокой печной трубы поднимался прямо вверх. Перес увидел его в свете луны, почуял запах горящего дерева.

Он вошел без стука. На кухне в плетеном кресле со спинкой-капюшоном спала, поджав под себя ноги, какая-то молодая женщина. Двое мужчин сидели за столом и ели тосты. Они были в костюмах с галстуками — наверняка приехали после деловой встречи в городе. Заслышав шаги Переса, мужчины подняли головы, но приняли его за гостя Дункана.

— Привет, — сказал один из них, ничуть не удивившись тому, что гость объявился в два ночи. — Он у себя, наверху. Но вообще-то ему не до веселья. — Судя по акценту, говоривший был не из местных; Перес принял его за одного из деловых партнеров Дункана.

Ничего не ответив, он прошел в гостиную. Там на одном из диванов он увидел ту самую юную парочку, которую застукал в постели наверху; они сидели обнявшись. У парочки был сонный вид, но они не спали, а будто погрузились в себя — Перес заметил их остекленелый взгляд. Селия расположилась на полу и смотрела на огонь в камине. Время от времени она ворошила головешки кованой кочергой — из-под кочерги вылетали снопы искр. Пересу показалось, что она плакала.

— Роберт здесь?

Она обернулась к нему:

— Был. Где сейчас, не знаю. Его фургон еще на месте?

Селия даже не поинтересовалась, зачем ему Роберт, не спросила, есть ли какие известия о Кэсси. Пересу нестерпимо захотелось крикнуть во все горло, сделать что-нибудь такое, что их всех растормошит. Как могут они слоняться без дела, сонные как мухи, когда девочка пропала?

Ничего не сказав, он торопливо вышел наружу. Болван, как же сразу не догадался проверить? Фургон был здесь. Прежде чем подойти, он на всякий случай переставил свою машину так, чтобы она перегородила путь. Вдруг Роберт вздумает удрать? Не хватало еще так опозориться.

Перес дернул ручку дверцы со стороны водительского сиденья — заперта. Заглянул через боковое стекло, посветил фонариком. Но видно было плохо — разводы от высохшей соли на стекле отражали свет. Наклонился, вглядываясь, и на пассажирском кресле увидел розовую перчатку. Правда, Кэсси она принадлежать не могла — слишком большая. Задние сиденья он не видел — их просто не было. За пассажирскими креслами шла перегородка из листового железа. Перес подергал ручку задних дверей. Лязгнул запорный механизм, и ручка поддалась; он потянул на себя — дверь открылась.

В фургоне Перес увидел кучу тряпок. Запретив себе даже думать, что это может быть, он посветил фонариком — луч выхватил из темноты пару широко раскрытых от ужаса глаз. Кэсси была жива. Только шевельнуться не могла — руки обмотаны бечевкой, завязанной в узел по всем правилам. Изо рта торчал кляп — лоскут промасленной тряпки.

Перес выхватил из кармана перочинный нож, перерезал бечевку, вынул кляп изо рта. И вытащил девочку из фургона, держа на руках осторожно, как новорожденную.

Кэсси начала бить дрожь. Перес бросился с ней к дому; едва переступив порог, он громко позвал Дункана. Тот помчался к ним, перепрыгивая несколько ступенек разом.

Оглядевшись, Салли увидела, что находится на пляже, но как пришла, совсем не помнила. Было холодно, хотя Роберт снял с себя куртку и набросил ей на плечи, да и догоравший костер немного согревал. Салли вдруг решила, что на сегодня с нее хватит — пора домой. Родители спят; она тихонько пройдет в кухню, заварит себе чай. Салли порядком вымоталась и готова была рухнуть на свою девичью кроватку, в которой спала с тех самых пор, как выросла из детской. Накрыться бы теплым одеялом и провалиться в сон. Вот чего ей хотелось больше всего. Но Роберт был настроен поговорить:

— Кэтрин рассказывала тебе о том, что произошло, когда мы с ней встретились здесь в прошлый раз?

— Даже слышать не хочу.

— Рассказывала, что с ней было?

— Послушай, меня это не интересует. Не сейчас.

Салли прислонилась к нему, глаза слипались. Сквозь куртку она чувствовала висевший у Роберта на поясе нож, но он ей не мешал; к тому же она слишком устала, чтобы пошевелиться. Неужели от выпитого? Неужели это вино так действует: вгоняет в сон, заставляет все забыть?

— Мама с самого начала оказалась права насчет Кэтрин, — сказал Роберт.

Его слова в одно ухо Салли влетали, в другое вылетали. К чему он клонит? Ничего не поделаешь — придется выслушать.

— О чем ты?

— Мама сказала, что Кэтрин эта — девица с причудами. Просто дрянь, а не человек.

— Эй, полегче — она все-таки была моей подругой, — пробормотала Салли. И сама удивилась: с чего это вдруг защищает Кэтрин? Да еще от Роберта?

— Она вздумала посмеяться надо мной. Я и не сдержался.

— Да ладно, не сдержался и не сдержался. Теперь-то все равно — она мертва.

— Кэтрин мне нравилась, — продолжал Роберт. — Я в нее влюбился. Оказалось, это входило в ее планы. Мама сказала — на это она и рассчитывала. Сказала, что девчонка встречалась со мной лишь для того, чтобы потом спровоцировать.

«Вот только мать в эти дела не впутывай — достало уже!»

Салли живо представила себе их совместную жизнь. Случись что, Роберт тут же помчится к мамочке — плакаться в жилетку. И будет слушать ее во всем. Как знать, может, она еще скажет своей матери спасибо за то, что та вечно ее изводила, придиралась, не лезла с телячьими нежностями. Родителей лучше ненавидеть.

За несколько шагов от костра земля оставалась под коркой льда — когда волны откатывали, вода сбегала по льду струйками, отражая тусклый лунный свет.

— Она сняла меня на камеру, — сказал Роберт.

— Она всех снимала.

— Она сняла меня в тот момент, когда я ее ударил. В тот самый вечер. Довела меня до белого каления, и я не сдержался — дал ей пощечину. На щеке аж пятерня осталась. Она сама напрашивалась. Ей нужен был хороший кадр для фильма. Так заявила. Установила камеру на треногу, а потом спровоцировала меня. Я в тот момент про камеру и думать забыл. Будто я — дрессированный тюлень.