Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

Мы не знаем, хотел ли Александр сделать в конце концов столицей своей империи Вавилон, или же Александрию в Египте, или Пеллу в Македонии – и хотел ли он вообще, чтобы у его владений была одна столица. В любом случае Вавилон, видимо, считался азиатской столицей – начиная с момента его завоевания и до момента гибели Александра. Он был штаб-квартирой Гарпала, главного казначея империи[780]; иАлександр вернулся туда в 323г. до н.э., чтобы спланировать новую схему своего предприятия и чтобы устроить новую организацию имперской армии. И затем Вавилон, который видел славу самых древних завоевателей, каких только помнит человечество, увидел, как умирает самый юный из них. В Вавилоне армия и ее командиры устроили империю по-новому.

Теперь мы рассмотрим вопрос, как европейская раса завоевателей и это самое древнее место Древнего мира влияли друг на друга. Александр, как мы уже видели, предстал здесь, как и в Египте, в роли «реставратора»: свидетельств тирании персов, разоренных и обнищавших храмов, больше не должно было быть. Боги Вавилона должны были также принять беспристрастную щедрость царя Вселенной. Однако в отсутствие Александра его великолепные проекты продолжались вяло: вавилонские жрецы пользовались доходами храмов, пока храмы продолжали лежать в руинах, и они скорее интересовались своими кошельками, чем честью своих богов[781]. И здесь у Александра было время только наметить свою политику[782].

Ученик Аристотеля и образованные мужи, сопровождавшие его, с интересом смотрели на физический характер земель, в которые они пришли. В Вавилонии им захотелось поэкспериментировать с акклиматизацией растений своей родной страны. В этом их предшественниками в некоторой степени были древние цари Востока, которые усердно собирали в своих садах фауну и флору дальних стран[783]. Теперь при господстве македонян в Вавилонии и Эламе стали пытаться сажать виноград – по новому методу, приспособленному к особенностям местной почвы[784]. Гарпал тщетно пытался выращивать в садах Вавилона плющ[785].

Однако в другом, еще более жизненно важном отношении надежды древних царей этих народов исполнились в более масштабных и систематических замыслах человека Запада. Навуходоносор, согласно рассказу, который, может быть, заимствован у Бероэса, выказывал интерес в торговле по берегам Персидского залива. Он пытался построить прочные гавани в болоте и построил город Тередон близ страны арабов[786].

Персидское правительство, как мы уже видели, мало заботилось о таких вещах. Однако теперь в уме Александра созрела идея масштабной морской торговли между Вавилоном и Индией. Экспедиция Неарха с Инда к Персидскому заливу служила интересам такой политики. Последние месяцы жизни Александра были почти полностью заняты исследованием водных путей нижней Вавилонии, регулированием системы каналов и планами исследования Аравии. Близ самого Вавилона он начал копать гигантский пруд с соответствующими доками, который мог вместить тысячи морских кораблей[787]. Начали возникать греческие города, даже в этом жарком климате,– один среди озер к западу от Евфрата, где поселили греческих купцов и непригодных к службе ветеранов[788], другой – к востоку, у лагун на нижнем Евлее (Карун): Александрия, населенная отчасти местными жителями из старого «царского города», отчасти, как и другой город, уже неспособными к службе воинами[789].

Вавилония и Элам, который греки именовали Сузианой (от Суз, ее столицы), образовали при Александре две сатрапии.

В 321–320гг. до н.э. Селевк стал сатрапом Вавилонии, а Антиген, командир «серебряных щитов»,– сатрапом Сузианы. До 316г. до н.э. Селевк правил Вавилонией. О его правлении в эти четыре года мы почти ничего не знаем. Очевидно одно: враздорах македонских вождей местный элемент отнюдь не был пренебрежимой величиной. В основном именно благодаря поддержке местных жителей Доким одолел Архонта[790]. Это Селевк замечал не меньше, чем Антигон, или Птолемей, или Пифон в их соответствующих провинциях. Один факт, который нам рассказывают об этом первом периоде правления, это то, что «он вел себя честно по отношению ко всем людям, обращался к доброй воле народа и загодя приобрел себе сторонников, которые могли помочь ему, если бы ему представилась возможность бороться за власть»[791].

Можем ли мы представить себе Вавилон таким, каким он был в последние дни его величия, когда Селевк правил как сатрап во дворце Навуходоносора?

У Вавилона было много общего с Лондоном – если мы можем представить себе Лондон под солнцем Востока: его размер, его ремесленный элемент, его огромные кирпичные верфи и настоящий «вавилон» иностранных моряков[792]. Он лежал на обоих берегах реки, плоский кирпичный город (это куда прозаичнее, чем город из камня), с прямыми улицами и домами в три или четыре этажа[793]. В отличие от Лондона он был защищен от завоевателей системой из огромных стен. Начать с того, что вся провинция Вавилония была отрезана от Месопотамии «мидийской стеной», которая проходила через полосу земли между Евфратом и Тигром, шириной в 20 футов и высотой в 100 (согласно Ксенофонту)[794]. Если идти по левому берегу Евфрата, то можно было пройти через нее Вавилонскими воротами[795] и попасть из месопотамской пустыни в богатые поля Вавилонии[796]. Вскоре показывались господствовавшие над этими просторами могучие стены и башни Вавилона. В эпоху Навуходоносора город лежал в квадратных границах, окруженных внешней и внутренней стеной, известными, соответственно, как Нимитти-Бел («Основание Бела») и Имгур-Бел («Да проявит Бел милосердие»). Однако при персах внешняя стена была пробита, и ей позволили прийти в упадок; Имгур-Бел же все еще стоял, когда Мазей передал город Александру[797]. Греки говорят, что окружность стены составляла 360 стадиев[798], или же 381/2 мили; высота – 50 локтей, или же около 75 футов[799], а ширина – 32 фута, так что на ней могли разъехаться две колесницы, запряженные четырьмя лошадьми. Все пространство внутри этой огромной кирпичной баррикады – более 90 квадратных миль – не было заполнено зданиями. Сюда включались и царские охотничьи угодья, и сады, и даже поля пшеницы, которые могли сделать город независимым от ввозных припасов, если бы настала такая нужда[800].