Магия шипов - Маргарет Роджерсон

Когда доктор Годфри закончил накладывать повязки, он положил ладонь на лоб Натаниэля и нахмурился.

– Что случилось? – спросила она.

– У него поднимается температура, это характерно для ран такого рода. Лихорадка от них может быть опасна, но в данном случае стражи дома должны защитить хазяина от любого серьезного вреда. – Он помолчал. – Магистр Торн? Вы слышите нас?

Натаниэль слабо кашлянул. Элизабет наклонилась на самом краешке стула, каждый ее мускул напрягся. Наконец глаза юноши раскрылись, бледно-серые, цвета кварца. Он молча изучал ее лицо, будто никогда не видел прежде или боясь, что забыл его, пока находился во сне. В конце концов, Натаниэль произнес:

– Ты осталась со мной.

Его голос был тихим, словно вздох.

Элизабет кивнула, и ее глаза наполнились слезами. Она сглотнула, но слова все равно вырвались наружу.

– Мне очень жаль. Это все моя вина. Это была моя идея встретиться с Эшкрофтом. Без меня ничего этого не случилось бы…

Между его бровей появилась морщинка. Сначала Элизабет подумала, что он с трудом вспоминает, что произошло, однако Натаниэль произнес:

– Всевидящее зеркало… ты не могла знать об этом. – Чародей помолчал, собираясь с силами. Казалось, даже дыхание причиняло ему страдания. – Эшкрофт. Ты поймала его?

Элизабет со слезами покачала головой. Она не хотела говорить ему, но должна была это сделать.

– Сайлас… – Голос звучал высоко, странно, непохоже на ее собственный. У нее перехватило дыхание, и она не смогла закончить фразу.

Морщинка на его лбу стала глубже, выдавая смятение. Девушка уловила момент, когда к нему пришло осознание. Взгляд мага не отрывался от ее лица, сам он напрягся.

В коридоре звякнули столовые приборы – Беатрис. Она спустилась вниз, чтобы приготовить им чай.

Натаниэль насторожился, и, прежде чем Элизабет смогла остановить его, поднялся. Но тут же мгновенно побледнел от боли и завалился на бок, опершись на локоть, однако не издал при этом ни звука. Он смотрел на дверь с таким напряженным ожиданием, что, когда Беатрис вошла, то застыла от этого взгляда на месте.

– Если вы хотите сесть, – предложил доктор Годфри, – мы подложим вам подушки. Не стоит утомлять себя так скоро.

Но Натаниэль, казалось, не слышал его. Чувство надвигающейся погибели заморозило желудок Элизабет. Беатрис держала тот же серебряный поднос, что постоянно использовал Сайлас. Глаза Натаниэля стали пустыми, дикими, почти невидящими.

– Убирайтесь, – тихо приказал он.

Беатрис и доктор Годфри переглянулись.

– Вы оба. Убирайтесь вон.

Беатрис подошла и поставила поднос на тумбочку, затем отступила назад, сложив руки на груди. У нее были манеры человека, привыкшего иметь дело с трудными пациентами, но она не знала, что для Натаниэля ее поступок был непростительным.

Преступление было простым. Она принесла чай. И она не Сайлас.

– Настойка опия может заставить вас почувствовать… – начала женщина спокойным голосом.

Натаниэль поднялся с кровати, схватил поднос и швырнул его в стену. Все вздрогнули, когда фарфор разлетелся вдребезги, оставив на обоях пятна чая.

– ВОН! – взревел Натаниэль. – Убирайтесь из моего дома!

Его голос эхом разносился со всех сторон, усиливаясь. Стены зловеще затряслись и застонали, с потолка на кровать потекла струйка штукатурной пыли. Он стоял, тяжело дыша, в ночной рубашке и пижамных штанах, глаза его горели лихорадочным огнем.

– Пойдем, Беатрис, – пробормотал доктор Годфри, захлопывая свой кожаный чемоданчик. Он бросил последний взгляд на Натаниэля, выпроваживая помощницу из комнаты. На лестнице послышались шаги, и мгновение спустя хлопнула входная дверь.

Элизабет выглянула в окно. Солнце висело низко в небе, просвечивая красным сквозь колючие кусты. Их спутанные ветви расступились, пропуская доктора Годфри и Беатрис, затем снова переплелись.

Она повернулась к Натаниэлю с открытым ртом. Его ярость прошла, но лихорадочный блеск в глазах остался.

– Идем, Скривнер, – весело сказал он. – Нам нужно поторопиться. Не возражаешь, если я на тебя облокочусь?

– Подожди, – запротестовала она, – тебе нельзя вставать с постели.

– Ох, это объясняет, почему мои ноги отказываются ходить. – Мужчина смерил меч в ее руке одобрительным взглядом. – Отлично, ты пришла подготовленной.

– Но… – Когда Натаниэль обмяк, она бросилась его ловить, чтобы тот не рухнул на пол. Он стал таким слабым, что не мог даже с первого раза ухватиться за ее плечи. – Куда мы идем?

Натаниэль рассмеялся, будто она задала совершенно бессмысленный вопрос.

– Конечно же, вызывать Сайласа. Мы вернем его.

Ее глаза расширились. Она не знала, что вернуть Сайласа возможно, но догадывалась, куда они пойдут, и Натаниэлю не нужно было говорить об этом вслух. Запретная комната – та, что находилась за запертой дверью.

Им потребовалась целая вечность, чтобы пройти по коридору, останавливаясь каждый раз, когда Натаниэль наваливался на нее, моргая и возвращаясь в сознание. Это, безусловно, была плохая идея. Если у Элизабет есть хоть капля здравого смысла, она сейчас же развернется назад и уложит его обратно в постель. Он не мог прогнать ее, как прогнал Беатрис и доктора Годфри; даже если бы захотел, то не сумел бы проделать путь до той комнаты в одиночку. Однако, как только эта мысль пришла в голову, совесть Элизабет взбунтовалась.

Он никогда не простит ей предательства, а она не могла оставить его таким: снова двенадцатилетним мальчишкой, не имеющим того, на кого можно положиться. Элизабет была единственным человеком, кто у него остался.

Когда они подошли к двери, Натаниэль пробормотал себе под нос енохианскую фразу и щелкнул пальцами.

Ничего не произошло. Он моргнул, непонимающе уставился на дверную ручку и выругался.

– Сайлас следил за всеми ключами. Обычно я просто…

Мужчина снова щелкнул пальцами, но безрезультатно. Магия исчезла. Она видела по лицу, как сильно это потрясло его. Он выглядел так, словно протянул руку перед собой, чтобы опереться, но не нашел там ничего, лишь пустоту. Теперь Натаниэль не знал, что делать.

– Подожди-ка. – Девушка подняла меч и саданула его рукоятью о дверную ручку. Первый удар оставил на ней вмятину. От второго она с грохотом упала на пол.

Натаниэль начал трястись. Элизабет с беспокойством посмотрела на него и обнаружила, что он смеется.

– Скривнер, – пробормотал он.

Она нахмурилась.

– Что?

– Просто… ты такая… – Натаниэль смеялся слишком громко, чтобы закончить фразу, при этом беспомощно задыхаясь от боли. Он сделал движение рукой, похожее на взмах молотка, заколачивающего гвоздь.