MOBY. Саундтрек моей жизни - Моби

– Ты же знаешь, что ты и так довольно клевый? – спросила Дженна. – Ты записываешь пластинки, ездишь на гастроли. Это круто. А Мэтт работает неполный день в магазине здорового питания.

– Ну, тогда спасибо, что сделала меня чуть более клевым.

– Пожалуйста. И спасибо за темпе. – Она немного поколебалась. – Знаешь, Моби, многие считают тебя привлекательным.

– Ну, я сам так не считаю. Но спасибо, – с явной неловкостью ответил я. Она посмотрела на меня и сокрушенно покачала головой.

После обеда я попрощался с Дженной и побежал по Второй авеню со своими новыми светлыми волосами и черно-розовыми пакетами со свежекупленной рейверской одеждой. Я перепрыгнул через большую коричневую лужу из талого снега, помахал милой лесбийской паре в магазине подержанной мебели рядом с моим домом и взбежал по старой мраморной лестнице в свою квартиру. Я подошел прямо к зеркалу и понял, что со светлыми волосами стал похож на нервного эльфа-альбиноса. Может быть, при хорошем освещении в правильном баре я буду выглядеть как клевый нервный эльф-альбинос? Я не был уверен, что мои новые волосы и одежда сделали меня лучше, но, по крайней мере, они помогли мне выглядеть другим.

Чтобы отпраздновать это, я поставил пластинку Игги Попа и стал прыгать по квартире под The Passenger и Lust for Life.

Вечером я вышел на улицу, чтобы встретиться с Дамьеном и напиться в Трибеке. Дождь прекратился, и я чувствовал, как холодный ветер ворошит мои светлые волосы и гладит кожу головы. На углу Бродвея и Хьюстон-стрит, по пути к бару, где меня ждал Дамьен, я прикрыл глаза и улыбнулся, прислушиваясь к звукам города. Меня окружали десять миллионов человек, и даже несмотря на зимний дождь все казалось чистым и полным новых перспектив.

Я сидел голый на заднем сиденье машины моего друга Джонни Пайсана. Мы ехали из Бостона в Нью-Йорк; Джонни и Пол ехали впереди и слушали по радио Steve Miller Band.

– Это, Пол, знаешь – я снова стал пить, – сказал я.

Пол посмотрел в окно и ничего не ответил.

– Пол, я снова стал пить, – повторил я.

Он по-прежнему смотрел в окно.

– Слушай, Моби, – как ни в чем не бывало сказал Джонни с водительского сиденья, – говорят, ты снова начал пить?

У Джонни был низкий голос, как у старых дикторов на радио, и все его фразы звучали иронично-формально.

– Ну, да, Джонни, начал. Спасибо, что спросил.

– И скажи мне вот еще что, Моби, – пророкотал он.

– Да, Джонни?

– Почему ты сидишь голый у меня в машине?

Мой первый настоящий альбом, Everything Is Wrong, вышел в мае 1995 года и привлек достаточно положительного внимания, чтобы меня тем летом позвали на вторую сцену фестиваля Lollapalooza. Поначалу, узнав, что я буду на второй сцене, я почувствовал себя нежеланным техно-пасынком – настоящие музыканты выступали на главной, а я играл в каком-то гетто. Но потом в Цинциннати я в три часа дня пошел посмотреть концерт Бека на прославленной главной сцене. Бек мне нравился, но сейчас он явно страдал, играя для тысячи человек, рассеянных по амфитеатру, вмещавшему почти двадцать тысяч. Он делал все возможное, танцевал и бил в бубен, но бо́льшая часть аудитории Lollapalooza приходила только часов в шесть-семь вечера, а выступление в зале, заполненном на пять процентов, кого угодно заставит пасть духом.

Мне было жаль его, Pavement и другие группы, которым пришлось выступать на главной сцене днем для разреженной, апатичной аудитории. Но втайне я злорадствовал, пусть это и было постыдно. Пока группы, которые были на главной сцене среди белого дня, играли для кучки вялых зрителей, у второй сцены, где находились я, Built to Spill и Кулио, тысячи подростков слэмились, прыгали со сцены и сходили с ума. По слухам, Бек даже спрашивал, нельзя ли перевести его на вторую сцену, – но нет, он подписал контракт на выступление на главной площадке, так что там он и будет выступать. И я немного злорадствовал. Втайне.

Шло лето, я гастролировал, подписался на турне с Flaming Lips и Red Hot Chili Peppers осенью, людям нравился альбом Everything Is Wrong, и почти каждый вечер я напивался. Жизнь была замечательной.

– Почему я сижу голый у тебя в машине, Джонни? – переспросил я.

– Ну, если, конечно, ты не возражаешь против таких вопросов, – формальным тоном ответил он.

– Совсем нет, – не менее формально сказал я. – Я сижу голый у тебя в машине, потому что моя одежда до отвращения пропиталась по́том и я выкинул ее на заправке возле Нью-Лондона. Джонни обдумал мой ответ.

– Да, пожалуй, это весьма обоснованная причина, – в конце концов резюмировал он.

– Спасибо. Я так и думал.

В день концерта Lollapalooza в Бостоне было жарко. Очень. Стояла жгучая новоанглийская жара, воздух был тяжелым и вязким, как в болоте. Я ходил в одной и той же футболке и шортах четыре дня и вонял.

Джин, водитель нашего автобуса, поприветствовал меня, когда я спускался со сцены, насквозь мокрый и вонючий:

– Братец Свинарник! Моя группа и техники расхохотались. Я получил прозвище.

– Эй, братец Свинарник! – сказал мой светловолосый звукорежиссер Тим. Он был из Арканзаса и носил прическу «маллет» размером с пуделя.

– Слушай, я серьезно, Мо: тебе надо переодеться. Ты воняешь, – сказал Эли. Он был басистом Stiff Little Fingers, а также, в последние несколько лет, – моим басистом и тур-менеджером. Он вырос в Белфасте и так до сих пор и не рассказал мне, протестант он или католик.

– Но я же братец Свинарник, – сказал я. Тим засмеялся.

– Братец Свинарник, самая вонючая рок-звезда в мире.

Из-за того, что я годами жил на фабриках, где нет душа, я давно уже слишком спокойно относился к запаху немытого тела. Этим летом я зашел слишком далеко и теперь снова реально вонял как бомж. Перед гастролями я придумал идеально простой вариант: поехать с одной футболкой и одними джинсами, клянчить бесплатные футболки у организаторов Lollapalooza и иногда купаться в бассейне. И сейчас я был отвратителен.

– В общем, теперь моя одежда – в мусорке неподалеку от Нью-Лондона, – объяснил я Джонни, пока мы ехали по Бриджпорту.

– Ты действительно сегодня пах как-то тухленько, Мо, – сказал Джонни. – Без обид.

– О, я не обижаюсь, – ответил я. – Кстати, можешь передать Полу, что я снова начал пить?

– Возможно, он тебя слышал, – сказал Джонни, останавливаясь на заправке возле Фэрфилда, штат Коннектикут. – Эй, кто хочет кофе?