Золотой дождь - Джон Гришэм

— Но это может стать для нас золотой жилой. —Дек быстро летит через весь город. Мы молчим, центр города неуклонноприближается. Мимо нас мчится карета «скорой помощи», и пульс мой учащается.Вперед проскакивает еще одна машина с красным крестом.

Риверсайд-драйв забита десятками полицейскихмашин, все с зажженными фарами, полосы света разрезают ночную темноту. Пожарныемашины и кареты «скорой помощи» стоят очень тесно, бампер к бамперу. Над рекойлетает вертолет.

Некоторые люди собрались в группки и стоятабсолютно молча, другие, напротив, бегают, кричат и куда-то показываютпальцами. Около отмели видна верхушка подъемного крана.

Мы быстро обходим ограничивающую участокберега желтую ленту и присоединяемся к толпе у края воды. С момента несчастьяпрошло уже несколько часов, и чувство необходимости предпринять самыенеотложные меры несколько ослабло.

Теперь люди просто ждут. Многие сгрудилисьвместе и сидят в этом ужасном для них ожидании маленькими кучками на булыжнойнабережной, они плачут и наблюдают, как водолазы и санитары ищут тела.Священники, преклонив колена, молятся вместе с родственниками. Десяткиошеломленных, перепуганных подростков в мокрых смокингах и разорванных выходныхплатьях, держась за руки, смотрят на воду. Пароход накренился на один бок так,что другой задрался на десять футов над поверхностью реки. Спасатели, одетые вчерно-синие непромокаемые комбинезоны и водолазные костюмы, действуют ближе кэтому борту. Другие работают с трех резиновых понтонов, связанных веревкой.

Здесь уже установился какой-то порядокдействий, но мы понимаем это не сразу. Вот лейтенант полиции медленно переходитпо длинному трапу с плавучей платформы на набережную. Толпа, подавленнаяслучившимся, замолкает и замирает на месте. Он подходит к передней изполицейских машин, и вокруг него собирается несколько репортеров. Большинствопо-прежнему сидят, склонив головы в жаркой молчаливой молитве. Это родители,родственники, друзья. Лейтенант говорит:

— Сожалею, но мы обнаружили тело МеланиДоббинс.

Его слова пронзают тишину, которая почти сразуже нарушается криками ужаса и плачем родных девушки. Они обнимают друг друга ивместе оседают на землю от горя. Друзья становятся на колени и обнимаютосиротевших родителей.

Раздается женский вопль.

Другие люди оборачиваются и смотрят, ноодновременно вздыхают с облегчением. Им тоже придется услышать неизбежнуюужасную весть, но по крайней мере не сейчас, не сию минуту. Они все ещенадеются. Позднее мне рассказали, что двадцать один подросток спасся, попав ввоздушный пузырь.

Лейтенант полиции медленно уходит на плавучуюплатформу, куда только что подняли из воды очередное тело.

А потом медленно начинается еще один ритуал,не такой трагический, но совершенно омерзительный. Мужчины с вытянутымискорбными лицами встают и пытаются подобраться поближе к только что понесшейутрату семье. У них у всех маленькие деловые визитки, которые они пытаютсявручить родственникам или друзьям погибших. В темноте они подбираются к ним всеближе и ближе, недоброжелательно оглядывая друг друга. Они способны убить,только бы заполучить себе дельце. И всего-то полагается треть, но они желают еезаработать.

Дек все это мысленно отмечает гораздо раньше,чем до меня доходит смысл происходящего. Он кивает на место поближе к семьепогибших, но я отказываюсь и шагу ступить вперед. Он ныряет в толпу и быстроисчезает в темноте, чтобы разрабатывать свою золотую жилу.

А я поворачиваюсь спиной к реке и вскоре ужебегу по улицам Мемфиса.

Экзаменационная комиссия использует особыеконверты, в которых сообщает о результатах экзаменов. В колледже ходит немалобаек, как бедные кандидаты в адвокаты падали в обморок у почтового ящика отдолгого ожидания.

Или бегали, выпучив глаза, и размахивали, какидиоты, своими конвертами. Множество баек и россказней до экзаменов намказались смешными, но сейчас мы не находим в них ничего комичного.

Прошло уже тридцать дней, а письма мне всенет. Я дал свой домашний адрес, я чертовски не хотел, чтобы кто-нибудь изадвокатов Брюзера распечатал конверт.

Тридцать первый день ожидания выпал насубботу, когда мне разрешается спать до девяти, прежде чем я слышу, как моя хозяйкастучит ручкой кисти ко мне в дверь. Вдруг мисс Берди решила, что гаражу подмоей квартирой требуется свежая окраска, хотя, на мой взгляд, он и так выглядитотлично.

Она выманивает меня из постели сообщением, чтоуже приготовила яичницу с беконом и она остынет, так что надо поторапливаться.

Работа спорится. Окраска дает немедленные иочень приятные результаты. Я вижу, как дело идет на лад. Солнце заслоняютвысокие облака, и я тружусь по возможности неторопливо.

В шесть вечера мисс Берди возглашает, что порауходить, что я сегодня поработал достаточно и у нее есть распрекрасная новость— она приготовит овощную пиццу!

Я пробыл вчера в «Йогисе» до часу ночи, и мнене очень хочется опять туда идти. Так что сегодня вечером, в субботу, мнеделать нечего. Но я не придумал себе никакого интересного занятия. Печальносознавать, что меня сейчас согревает даже перспектива поесть вегетарианскойпиццы в обществе восьмидесятилетней женщины.

Я принимаю душ, надеваю свои солдатские брюкии кроссовки. Когда я вхожу в дом, из кухни доносится странный запах. Мисс Бердилетает и жужжит, словно муха. Она никогда прежде не делала пиццу, признаетсяона, как будто мне должно быть очень приятно слышать подобную новость.

Но пицца вовсе не дурна на вкус. Цуккини ижелтый перец слегка жестковаты, но мисс Берди щедро сдобрила блюдо брынзой игрибами. А я умираю от голода. Мы съедаем пиццу в гостиной и потом смотримфильм с Кэри Грантом и Одри Хепберн. И мисс Берди почти все время плачет.

Второй фильм — с участием Богарта и Бакалла. Уменя болят все мышцы от сегодняшней работы, и меня клонит в сон. Однако миссБерди, сидя на краешке дивана и затаив дыхание, жадно впитывает в себя каждоеслово с экрана, хотя смотрит этот фильм пятьдесят лет подряд.

Вдруг она вскакивает.

— Я забыла! — восклицает она и спешит накухню, где, я слышу, она шуршит бумагами. Она бегом возвращается в гостиную слистком в руке, останавливается передо мной и с пафосом объявляет: — Руди, высдали экзамен.

И показывает единственный белый листочек,которого я так томительно ожидаю больше месяца. Это из экзаменационной комиссииштата Теннесси, адресовано мне, конечно, и в центре листочка крупным шрифтомнапечатаны магические слова: