Походы викингов - Андерс Магнус Стриннгольм

В то время между государствами не было никаких сношений; одна война сводила ближних соседей; ее последствия никогда не простирались далее воевавших народов; тогда скандинавы, живя на самом севере, без другого соседства, кроме диких славянских и чудских племен, были бы совсем отчуждены от всякого сношения с миром, если бы не вызвали их морские походы. Через них они ознакомились с миром и сами стали известны ему. Их знали не только в ближних к ним странах вендов (славян), в Эстонии, Ливонии, Куронии, Семигаллии, России и Германии; они имели сведения об отдаленных землях и островах в океане, никому не известных; они узнали не только Шотландию и Ирландию с окрестными островами, но и Англию с покинутыми там римскими станами, валами и укреплениями. Плавая по всем судоходным рекам Голландии, Бельгии, Франции и Испании, они знакомились с природой и положением этих стран, видели богатые и укрепленные города, замки, храмы, выстроенные из камня, и много других произведений образованности; они знакомились с роскошной природой, вместо морозов и скудных произведений Севера, посылавшей столь щедрые благословения на земли, омываемые водами Средиземного моря; они видели чудесный Миклагард во всем блеске возможного великолепия, посещали Иерусалим и все святые места, привлекавшие толпы паломников в Обетованную землю.

Картина такого множества стран с их разнообразной природой и народов, различных нравами и обычаями, естественно, должна была расширить круг их знаний и пробудить в них новое понятие. Сокровища из золота и других драгоценных вещей, привозимые викингами, как добыча их морского разбойничества, в следующих веках исчезли из страны, подобно всякому неправедно нажитому добру, так же быстро, как и пришли; они принесли с собой только вкус к роскоши, но сами по себе, как добыча морских набегов, не имели большой важности. Гораздо важнее, что с этими походами возникли сношения у северных жителей с восточными и южными, установились торговые пути между Югом и Севером; скандинавы свыклись с путешествиями в чужие края за богатством и сведениями для состязания с другими народами в образовании. А постоянно боевая жизнь в продолжение многих столетий на открытом море, проходившая в смелой борьбе с самой непокорной из стихий, в предприятиях одно важнее другого, не должна ли была сообщить их духу какое-то дикое величие и обращать их помыслы к бесконечному?

Возвратившись домой, викинги могли передавать много новостей, много рассказов про чужие края и народы; они наблюдали обычаи иноземных вождей, учились усваивать их себе, получали воинскую опытность, обогащали себя сведениями. Это заохочивало молодых людей посмотреть сесь свет и узнать что-нибудь более домашнего быта, «Тот кажется для меня не слишком сведущим, кто не знает никакой другой страны, кроме Исландии», — говорил Боли Боллесон своему зятю, Снорри Годи,[211] в том же смысле, в каком Стурлауг Старфсон отзывался своему отцу, Ингольфу: «Немного будут говорить о нас, если не побываем у других народов»; или как исландец Торстейн отвечал племяннику своему по сестре, Кьяртану, который хотел купить пополам с кем-нибудь корабль, чтобы летом уехать из отечества: «Очень естественно, племянник, что у тебя есть охота узнать обычаи других народов». Точно так же одна сага заставляет говорить Свипдага отцу: «Для успехов в жизни надобно иметь какую-нибудь опытность: без того нельзя знать, куда повернется счастье; потому-то я и не хочу сидеть здесь больше и поеду». Его отец, Свипур, с удовольствием слушал сына и дал ему большую секиру, красивую и острую, с такими словами: «Не будь дерзок и горд с людьми: это предосудительно, но защищайся, если хотят испытать силы твои, потому что мужчине следует не хвастать, а храбро биться в опасностях и испытаниях».[212] В сагах везде встречаются подобные черты: они доказывают стремление духа к развитию и образованию, жившее прежде на Севере и питаемое походами викингов, как Фритьоф говорил Бьерну: «Я пойду на войну и стану изучать обычаи вождей»,[213] и как Вига Глум, великий исландский скальд и воин, говорил еще в юношеском возрасте: «Нахожу, что ничего не выйдет из моей молодой силы, если не уйду отсюда: тогда только, может быть, придет ко мне счастье моих славных родственников».[214] Если сыновья сами не рвались вон из отечества, их понуждали отцы, которые от детей, шатавшихся дома, не ожидали ничего, как только бесполезных людей, и думали, что «слабый в молодости редко крепнет с годами».[215] Путешествие в чужие края считалось практическим училищем рассудка и опытности не только для всякого гражданина, но и князя; в них видели лучшее средство для образования молодого человека, дли упражнения сил и обогащения знаниями о мире и человеке, как говорит Хавамаль (Речи Высокого): «Только дальний путешественник, или мореплаватель, знает всякие и рвы людей, если только умен». «Если какой-нибудь глупец, — замечает одна древняя сага, — поедет в Иерусалим, то думает схватить мудрости всей Вселенной, а воротившись, не умеет рассказать ничего, кроме пустяков, годных только на то, чтоб заставить посмеяться над ним», Потому и требовали от путешественника, чтобы он все замечал, что слышал или видел; хотели в нем зрелый рассудок, опытную мудрость, приличия в поступках, дарования во всех свободных искусствах, опытность и сведения обо всем, что было в употреблении у других народов, и происшествия в других краях. В этом смысле говорил Сигурд Сивер своему пасынку Олафу Дигре (Толстому), когда этот воротился в Норвегию после десятилетнего путешествия: «Теперь ты сделался опытным в боях и узнал обычаи иноземных вождей». Это же самое придавало значение воротившимся путешественникам. К ним относятся те похвалы, какими осыпает сага Олафа Трюггвасона, Олафа Дигре, Харальда Хардраде: «Они далеко ездили и желали изведать мир, за то и получили себе огромную известность и славу».

Но короли, перестав сами ездить в морские походы, имели обыкновение очень усердно расспрашивать викингов и других путешественников об обычаях и управлении войсками богатых и знатных людей.

Уже законы и религия Одина зародили в сердце норманна желание знаменитого имени и славы. Это желание известности в морских походах и стало главной чертой народного характера, Оттого-то скандинавы очень дорожли происхождением от славных предков. В то время, когда отличия и значение снискивались одними делами, осталось почетным принадлежать к знаменитому роду; недостаток дворянских грамот заменяло наследственное мужество, составлявшее славу родоначальника; для потомка оно было сильным побуждением прославлять свой род собственными делами. Мы видим из саг, что славное имя предков считалось в мужчине залогом сильного духа и разнообразных дарований. Из рода в род, по землям и морям, разносилась молва о подвигах и храбрости, потому что «геройские битвы раздаются далеко»[216]