Походы викингов - Андерс Магнус Стриннгольм

Чтоб показать пример высокого мужества, викинги равняли число своих судов с неприятельскими и остальным приказывали удалиться на время боя. Часто, если только выпадал случай или ожидали опасного боя с превосходным в числе врагом, викинги ночью относили свое добро на землю и на место его таскали на суда камни.[223] Бой завязывался еще вдалеке стрельбой из луков и сильно пущенными камнями; при оглушительном крике суда сближались; тогда начиналась собственно сеча «с сильным воплем и гиканьем, шумом и грохотом, с призыванием и ободряющими кликами на обеих сторонах». Сильные руки взмахивали секирами и наносили удары, от которых распадались пополам щиты, ломались панцири, в куски разбивались шлемы. Почетное место было в передней части корабля, возле мачты, где кипел главный бой.

Если силы с обеих сторон были равны, морские разбойники не уступали один другому, защищались и нападали с одинаковой храбростью, так что после битвы целого дня победа оставалась нерешенной, поэтому нередко случалось, вожди, из уважения к взаимной храбрости и искусству владеть оружием, подавали друг другу руки на мир, дружили и потом вместе делали набеги. В случае решительной победы на чьей-нибудь стороне побежденные либо истреблялсь все до последнего, именно такие, которые не успевали перепрыгнуть за край судна и спастись вплавь, или, что часто случалось, получали мир и безопасность, если сдавались по смерти своего вождя. Победитель осматривал взятые суда, приказывал охранять убитых или бросал их в море, усиливал свое войско уцелевшими людьми павшего вождя, с гордостью плыл назад в свою пристань и делил добычу.

После летней жизни, исполненной разных приключений в море, викинги обыкновенно возвращались к осени домой, проводили зиму на своих или отцовских дворах, пили с родными на зимних праздниках пиво и в веселой жизни истрачивали все нажитое летними грабежами. Другие искали себе жилище на зиму у славных королей, которые с охотой приближали к себе известных бойцов, принимали их с радушием и уважением, давали им у себя приют, за что получали их дружбу. Другие же викинги, закаленные и поседевшие в боях, проводили на море зиму и лето и круглый год не имели другого крова, кроме неба да палубы своих судов. Вожди, располагавшие большими войсками, назывались королями, хотя и не имели клочка земли. Их королевством было море.[224] В сагах они носят имя морских королей, скандинавов это название по праву принадлежало тому, «кто никогда не спал под закоптелой кровлей и никогда не осушал своего рога (кубка) у очага».[225] Они были страшим везде, куда ни приходили. Все прибрежные места подверглись наибольшей опасности, потому что викинги, по недостатку съестных припасов, выходили на ближний берег и брали силой все для них нужное.

Для прекращения таких грабежей и защиты берегов от нечаянного нападения ставили так называемую Boete- и Strande-Warder,[226] береговую и горную стражу, потому что на горах зажигались костры для предостережения окрестных жителей от неприятельского наладения. Сами короли садились на военные суда для прикрытия своих берегов, для той же цели они договаривались с известными морскими вождями, которые, собравши в набегах значительные силы часто на некоторое время поступали в службу к королям; богатые подарки или большое жалованье и обязывала их флотом и войском оборонять его землю от других викингов.

Пока Скандинавия разделялась между множеств мелких королей, не имевших довольно силы для защиты своих берегов и часто воевавших друг с другом, викинги плавали многочисленнее и чаще в тамошних водах, взаимно грабили и разоряли родную страну и искали добычи где только могли. Но вскоре, посредством завоевания малых королевств, образовывались другие, более обширные, под одной верховной властью; их жители из чужеземцев и викингов обратились в союзников; их отдельные выгоды слились в одно желание мира и безопасности. С тех пор всякое разорение, грабеж, даже фуражировки наказывались силою (изгнанием); верховные короли получили более силы для обороны своих берегов от нечаянных набегов иноземных викингов. Кажется, что тогда берега Скандинавии были менее тревожимы и путешествия в западные и южные страны считались почетнее, потому что предоставляли поле действий обширнее и обещали больше добычи.

Со всеми этими походами для всей бездомной молодежи открывались обширные виды на приобретение жилищ и собственности на чужбине. Отсюда переселения, наводнившие запад, восток и юг Европы храбрыми полками северных юношей и служившие потводом беспокойных сил севера, — переселения, которые продолжались непрестанно целые столетия, потому что новые поколения стремись по следам прежних. Великая цель, бывшая у них в роду, сообщила более благородства их воинской отваге. Они все являлись для состязания с войсками лучше вооруженными и устроенными и учились одерживать победы не только силой, но также искусством и военной хитростью, должных хорошо рассчитанным походам и движениям. Кроме того, должны были сражаться не только с вооруженными отрядами воинов, конных и пеших, но им приходилось брать укрепленные города, крепости и замки; они узнавали нa опыте, что для того употреблялись неизвестные им военные орудия, стенобитные машины, штурмовые башни, лсстницы, траншеи; следовательно, эти путешествия были для них училищем, где развивались их природные дарования.

Во всех предприятиях, на которые подстрекала их врожденная склонность, много было совершено храбрых дел, самые смелые из них, в продолжение долгого времени, редко приносили что-нибудь больше награбленной добычи; но мало-помалу походы викингов получили вид правильной войны, веденной с более благородной целью завоевания земель и государств. Победа обыкновенно венчала их оружие; успехи укрепляли в них мужество и побуждали на более отважные предприятия,

Викинг, в уме которого всегда гнездились смелые замыслы, избирал одно что-нибудь — победу или смерть. То и другое приводило к цели. Смерть казалась ему путем к бессмертию, жизнь — борьбой для достижения этой целию. Вся его жизнь была сцеплением военных подвигов и приключений; он искал опасностей и считал отрадой одолевать их. Море было знакомо ему с детства; на нем он проводил лучшее время года и жизни; и в душе его отразился великий образ этой стихии: его замыслы получили огромные размеры, его стремления и надежды, подобно океану не знали границ; с боков корабля он измерял взором широкий путь, открываемый морем, и, отплывая в синюю даль, пел с Фритьофом про свое путешествие: