Мент для новых русских - Александр Золотько

Солнце, не торопясь, сползает к горизонту, Саня Черт не торопясь, лениво, осуществляет насилие, трое из его приятелей, вяло удерживают достаточно обнаженное тело на заботливо расстеленном одеяле, обнаженное тело вяло извивается, то ли протестуя против насилия, то ли это насилие поощряя.

Вдохновленные эротическим зрелищем, остальные черти, в меру желания и способностей, одаривают своими ласками ведьм. Все как обычно: пиво, дурь и девки. Не хватало только драки.

А потом появился шанс. Метрах в пятидесяти от развлекающихся, из лесопосадки нетвердой походкой вышел мужик. Самому старшему из чертей, Сане, было восемнадцать, поэтому, всякий представитель сильной половины человечества, достигший хотя бы двадцати пяти лет, автоматически попадал в категорию мужиков.

– Мужик! – пробормотал один из чертей, глянувший случайно на прохожего.

– Гля, мужик! – выкрикнул он, привлекая внимание остальных.

Всякий нормальный человек, почувствовав на себе внимание компании Сани Черта, просто обязан был рвануть куда подальше и исчезнуть в тумане. Не исключено, что в этом случае, ему и удалось бы убежать. Жаркий летний вечер и приятная компания не располагала к длительным гонкам с преследованием. Но мужик вел себя странно.

Он шел, с трудом переставляя ноги и покачиваясь. Ясное дело – синяк. Набрался водяры и заблудился. Это поведение сулило чертям недостающий элемент развлечения. Половые отношения были на время прерваны. В конце концов, заняться этим можно всегда, а вот попинать алкаша – это, к сожалению, выпадало нечасто.

Последним переключил свое внимание на новый объект Саня Черт. Он оставил свою несколько разочарованную даму на одеяле, оправил одежду и направился к мужику. За Саней, как всегда, было право первого удара. Которым он не смог воспользоваться.

Он попытался. Привычно крутанул велосипедную цепь. Цепь со свистом рассекла воздух… Только воздух. Мужика на месте уже не было. Он как-то странно качнулся и вдруг оказался совсем рядом с Чертом. И Саня успел заглянуть в глаза странного мужика. И даже успел удивиться, не обнаружив в них ни страха, ни злости. Пустые, прозрачные глаза, словно человек был слеп. Или спал с открытыми глазами.

Пауза была очень короткой. Саня только попытался начать новый замах. Он не успел заметить стремительного движения правой руки мужика. И оказался первым, кто был убит.

Сломанное горло.

И снова пауза, крохотная пауза, за которую черти смогли только осознать, что Саня Черт падает на землю, страшно хрипя. Если бы пауза продлилась бы чуть больше, компания успела бы понять то, что Саня не просто падает, а уже умер. И все… И исчезло бы всякое желание драться.

Но… Враг переступил через упавшего. Бесстрастно. Как через сломанную ветку. Если бы этот странный мужик только попытался напугать чертей. Просто прикрикнул бы на них… Хватило бы даже просто резкого угрожающего движения. Черти и ведьмы превратились бы просто в испуганных подростков и побежали бы кто куда.

Но лицо мужика было мертвым, движения плавными и рациональными. И он не стал пугать. Он стал убивать.

Первые двое были убиты при общем молчании. Третий закричал, замахиваясь ножом, и через секунду этот нож рассек ему горло, от уха до уха.

Теперь уже закричали все. И вовсе не от страха. Черти и ведьмы просто не успели сообразить, что нужно пугаться. Они кричали, потому что инстинкт, древний обезьяний инстинкт, властно повелел им это. Что-то подсказало им, что убегать бессмысленно, что спрятаться от этого мужика с мертвыми глазами все равно не получится. И они бросились на него, захлебываясь криком и яростью. На том же стадном уровне они понимали, что на их стороне только одно преимущество – численное. Их было почти два десятка, вопящих чертей и ведьм, размахивающих ножами, самодельными кастетами и прочими колюще-режущими приспособлениями. Их поначалу было почти полтора десятка.

А потом стало меньше. Еще меньше. Наконец, один из чертей не выдержал и побежал. Попытался побежать. Сзади, в ямочку, на стыке позвоночника и черепа ему воткнулся нож, и черт умер, еще не упав на землю.

Потом умерла ведьма, попытавшаяся поразить врага опасной бритвой в лицо. И наступила тишина. Просто некому было больше кричать. Даже гостья, которую насиловал покойный Саня Черт, приняла зачем-то участие в драке… В бойне. И тоже умерла.

Все были мертвы. Чье-то тело еще шевелилось, чьи-то пальцы скребли по земле, чьи-то глаза еще смотрели в небо, но живых уже не было. Только убийца.

Только убийца.

Михаил замер над последним телом. Поднес руки к лицу. На них была кровь. Михаил огляделся. Присел и вытер руки об одежду убитого. Снова поглядел на ладони. Потер лицо.

Быстро обошел всех чертей, от одного убитого к другому, обтер то оружие, которое брал в руки. Отошел в сторону, споткнулся, но удержал равновесие. Прижал руки к лицу. Его плечи вздрогнули, тело напряглось. Судорога швырнула Михаила на землю.

– Нет, – простонал Михаил, с трудом выдавливая из себя звуки, – нет.

Он боролся с собственным телом почти минуту. На шее вздулись жилы, лицо покраснело. На губах выступила пена.

– Нет. Нет. Нет. Нет.

Лопнула прокушенная губа, и кровь залила подбородок.

– Нет.

Боль словно подстегнула Михаила. Он замер на мгновение, потом встал. Резко, словно выныривая из-под воды. И громко застонал, почти закричал.

Михаил снова посмотрел на свои руки, они опять были в крови, но теперь это была его кровь. Чистой рукой Михаил полез в карман брюк, достал носовой платок. Тщательно вытер руку и рот.

Чистой рукой, кончиками пальцев, он прикасался к своему лицу, словно слепой, ощупывающий неизвестную скульптуру. На глазах выступили слезы. Их Михаил также стер платком.

Посмотрел на часы, потом на деревья, окантовывающие свалку по периметру. Напрямую, через свалку, до Норы было полтора километра. Михаил покачал головой. Это движение чуть не опрокинуло его навзничь. Руки дрожали, лицо побелело и покрылось мелкими капельками пота.

Михаил тяжело вздохнул. Снова посмотрел в сторону Норы. И пошел в противоположную сторону.

Посасывая прокушенную губу, глядя перед собой неподвижным взглядом и словно прислушиваясь к чему-то. К какому-то голосу, слышному только ему.

Его шаги… Со стороны могло показаться, что Михаил идет по вращающемуся диску, с трудом удерживая равновесие.

Мир продолжал вращаться, перемешивая стекляшки в бесконечном калейдоскопе. Все как обычно. Только почти два десятка мелких осколков остались лежать неподвижно. А остальные… Остальные продолжали перемешиваться в тягучем водовороте постоянно повторяющихся событий. И ничто не могло отменить этого вязкого водоворота рутины. Ни страх, ни злость, ни души прекрасные порывы.

* * *

Как бы ни хотелось Геннадию Федоровичу махнуть на все рукой и уехать подальше… Или, в крайнем случае, обсудить с Зеленым важные для него, для Геннадия Федоровича, события, приходилось разбираться в повседневных хозяйственных делах. В быте.