Султан Луны и Звезд - Том Арден

Вот так и вышло, что в конце концов Эвитам стал обучаться тому искусству, которым владел наш покойный отец, и через некоторое время вернулся из Гильдии со звездой на лбу и грубыми шрамами между тремя прядями бороды. Увы, его дар обманывал его, если он представлял, что теперь его жизнь при дворе калифа станет легкой и беззаботной. На самом же деле Эвитам ухитрился нажить злейших врагов и принес страшные страдания и себе, и другим людям. Боюсь, теперь мой бедный глупый брат уже мертв. Однако почему-то у меня есть сильнейшее предчувствие, что он еще восстанет из могилы, дабы исправить множество совершенных им жестоких ошибок.

Что сказать об Альморане, младшем из троих братьев? Я не желал иметь ничего общего с искусством прорицания. Со временем у меня развился другой дар — конечно же, я имею в виду свои способности к торговле, которые в итоге позволили мне со временем нажить большое состояние, отойти от дел и поселиться в этом чудесном жилище, которое я именую Домом Истины. Печалюсь я лишь о том, что мои братья не здесь, не со мной и не могут предаться великой радости, ибо этот дворец я воздвиг, стараясь, чтобы он целиком и полностью походил на дворец нашей детской мечты, окруженный роскошными садами. Но насколько прекраснее была бы моя жизнь — так я думаю порой, — если бы мои братья оказались теперь рядом со мной, в объятиях нашей мечты!

* * *

Джем очнулся. Но нет, он же не спал, правда? Его просто вогнал в дремоту негромкий монотонный голос Альморана. И все же почему-то у Джема возникло такое чувство, что рассказ остался незавершенным, как ни длинен он был. Вероятно, Альморан упустил какие-то подробности. Джем пытался придумать вопрос — словно ему непременно нужно было узнать эти подробности, но почему-то в голову не приходила связная мысль о том, что именно его интересует. И вопрос, и желание его задать вскоре испарились без следа.

Он взглянул за окно, в сад, и увидел Дона Белу, которая медленно, задумчиво прохаживалась по дорожке под ивами. Какой далекой она казалась, какой нереальной! У Джема было такое впечатление, что ее место здесь, что девушка принадлежит к этому странному миру — словно бы она совсем не та, которую он совсем недавно спас... или ему только казалось, что это случилось совсем недавно.

Альморан улыбнулся.

— Однако я стар и чересчур болтлив. Бедный принц, ты, наверное, проголодался. Да-да, ты голоден и к тому же пока не совсем здоров! Думаю, принцесса также себя неважно чувствует.

— Принцесса? — озадаченно переспросил Джем, не спуская глаз с девушки, гуляющей в саду.

Альморан только улыбнулся в ответ.

— Пойдем. Не пора ли нам присоединиться к множеству моих друзей?

— Перец!

— Специи!

— Оливки!

— Масло!

Запруженный народом базар оглашался криками торговцев. Крики взмывали над заваленными всевозможными товарами прилавками, многократным эхом разлетались по прохладным аркадам, по узким проулкам.

— Хина!

— Янтарь!

— Шафран!

— Сахар!

По всему югу, где солнце всегда стояло высоко, не было базара более знаменитого, чем базар в Куатани. Со всего огромного города и из местностей за его пределами, от пристаней, где с плеском бились друг о дружку рыбацкие лодки, от мастерских в глухих переулках и из садов, которыми поросли окрестные холмы, приходили сюда женщины в черных чадрах, мужчины в запыленных белых одеждах, торговцы, чьи головы венчали высокие тюрбаны. Каждый день на этой просторной площади собирались толпы народа.

Рыночную площадь обрамляла смотровая галерея, которая была связана сетью переходов с Дворцом с Благоуханными Ступенями. Здесь, под сводами прохладных стрельчатых арок благородные господа могли наблюдать за всем, что происходило на базаре, оставаясь вдали от всяческих простонародных вульгарностей.

Визирь Хасем шел по галерее вместе с гостями.

— Удивительное зрелище, не правда ли?

— Визирь, тридцать солнцеворотов назад оно было для меня удивительным. Теперь же могу лишь сказать, что оно еще более восхитительно.

Визирь усмехнулся.

— Эмпстер-лорд, я все время забываю о том, что ты уже бывал в Куатани прежде. Прими мои смиренные извинения.

— Почтенный визирь, тебе не стоит извиняться передо мной. Когда человек так долго живет на свете, разве не приятно ему порой забыть об этом? Однако давайте остановимся здесь. Мой приятель притомился и отстал от нас.

Галерея быстро наполнялась придворными, и капитан Порло, пробираясь между ними, успел подрастерять свой обычный апломб.

Его щеки побагровели, глаза налились кровью. На плече его подпрыгивала обезьянка Буби, голова у которой была замотана белой повязкой.

Визирь тепло пожал руку капитана.

— Надеюсь, благородный адмирал, ты простил нас за вчерашнюю шутку? Ничто так не услаждает взор и слух Великого Владыки, как маленькие розыгрыши, а разыграть сразу троих — ты ведь согласишься со мной — намного веселее, чем кого-то одного. И конечно же, мы никому не желали зла.

— Только одна господина Раджа, — пробормотал капитан.

— Воистину, — кивнул лорд Эмпстер, — кто бы мог предположить, что он окажется таким злобным изменником? Визирь, мы в неоплатном долгу перед вами за то, что вы указали нам на нашу ошибку.

Визирь разулыбался и был готов ласково погладить Буби, но сразу передумал: обезьянка свирепо зашипела.

— Ты уверен бывай, что эти парни — изменники? — ошеломленно спросил капитан.

— Никакого сомнения. Никакого сомнения.

Последние фразы принадлежали лорду Эмпстеру. Налитые кровью глаза капитана выпучились от изумления, но его работодатель только улыбнулся и, подойдя к парапету, слегка наклонился вперед. Набивая трубку табаком, агондонский вельможа лениво наблюдал за карнавалом красок, развернувшимся внизу, под лучами послеполуденного солнца. Его взгляд рассеянно пробегал по разложенным на прилавках серьгам и артишокам, плодам манго и связкам четок, крюкам, на которых были подвешены копченые угри, грудам сваренной в меду саранчи.

Посередине площади находился Круг Казни. Он выглядел устрашающе просто: диск из грубо оструганных досок, в котором был вырезан люк, и вертикально поставленная дыба в форме колеса. На колесе должны были распять жертву.

— Крутится, — сообщил гостям визирь. — Это недавнее усовершенствование.

— Колесо? — осведомился лорд Эмпстер, закуривая трубку.

— И помост тоже. Но конечно, смертельные ножевые раны наносятся тогда, когда приговоренный, распятый на колесе, повернут к ложе калифа.

— Это понятно.

— Но мы уже поняли, что затем казненного следует еще немного повертеть. Иначе простолюдины передавят друг друга — так им охота поглазеть. Не говоря уже о том, что происходит, когда толпа стремится завладеть отсеченным... органом.