Султан Луны и Звезд - Том Арден

Крики.

Топот ног многолюдной толпы.

Взорванная галерея просела.

Трупы в пыли.

— Хасем? Что происходит?!

Придворный палач повалился замертво.

В следующее мгновение Раджал уже развязывал путы. На его лицо легла тень. Раджалу на краткий миг представилось, что это принцесса Бела Дона волшебным образом прилетела к нему, чтобы спасти его.

Но то была не принцесса.

— Вот дерьмо-то! — послышался знакомый голос.

Деревянный помост пошатнулся. В воздухе запахло порохом. Никакое это было не волшебство. Это рвались, одна за другой, на рыночной площади уабинские бомбы.

— Спасайся, кто может! — доносились дикие вопли со всех сторон.

И снова знакомый голос:

— Скорей! Скорей же!

Раджал обрел свободу.

— Уабины!

В одно мгновение все было кончено. На площадь на всем скаку въехали всадники в белых балахонах. Они размахивали мечами и горящими факелами. Ложа калифа сотрясалась — там шло побоище. Потом распахнулась дверь, и в ложу размашисто, нагло вошел воин-уабин и вложил в руку калифа свиток. Маленький толстячок стащил с вспотевшего лица маску. Маска со звоном упала на пол. Дрожащими руками Оман развернул свиток и передал визирю, пискляво пролепетав:

— Хасем, что... там... написано?

— Не так много, — мрачно отозвался Хасем.

— Хасем! Я спрашиваю... что там?..

— Прочти сам, Оман. Ведь это написано тебе.

Толстячок, заикаясь, начал читать.

— "Приветствую тебя, Великий Владыка..." Но это же хорошо написано, Хасем, а?

Визирь свирепо вырвал у калифа свиток и, брызгая слюной в лицо своего господина и повелителя, прочел следующее:

Твой город окружен. Сопротивление бесполезно и не нужно. Мы пришли с миром, чтобы освободить ваш халифат от засилья султана Каледа, а твою дочь — от ее помолвки. И поскольку все земли Унанга теперь будут принадлежать мне, принцесса Бела Дона станет моей невестой.

Ожидаю тебя в твоем дворце.

Твой единоверец,

РАШИД АМР РУКР

(продолжение)

— Юный принц, ты уверен?

— Не уверен, что смогу вынести это. Но уверен, что должен постараться.

— Я боюсь, что этим причиню тебе зло.

— Достопочтенный Симонид, но как ты можешь причинить мне зло?

— Как? На самом деле я всего лишь глупый старик и безмерно люблю тебя, Деа. Я жажду того, чтобы ты приобрел великую мудрость, и все же мне бы не хотелось, чтобы в чем-то ты лишился юношеского неведения.

— О каком неведении можно говорить, Симонид, — с тоской проговорил Деа, — после той ночи, когда сожгли моего друга?

Симонид сочувственно кивнул, а юноша сжал руку старика, умоляя его продолжить рассказ. Они снова сидели посреди благоуханных зарослей и пили зеленый чай. Сквозь еле слышно шелестящую листву кое-где просвечивали синие лоскутки чистых, без единого облачка, небес. Над головами старика и юноши плавно порхала большая бабочка, из-за деревьев доносилось ставшее уже привычным для слуха Деа щебетание Таргонов-Хранителей. Симонид понимал, что продолжать рассказ опасно. Но он был стар, и жить ему осталось совсем немного. Деа же был Бесспорным Наследником, и его никто не посмел бы тронуть. Следовало сказать юноше правду. Симонид сделал глоток зеленого чая и глубоко, с присвистом, вздохнул.

— Деа, — начал он, — я уже рассказывал тебе о безоблачной юности твоего отца и Малы, о тех научных изысканиях, которые некогда так занимали их. Я рассказал тебе и о том, как твой отец был объявлен Бесспорным Наследником и взял в жены прекрасную госпожу Изадону. От меня ты узнал о войне с уабинами, с которыми предстояло сразиться молодому господину Малагону в то время, как закон препятствовал тому, чтобы твой отец был рядом с ним на полях сражений. Какая печаль, какая горечь переполнила сердце твоего отца! Но увы, его беды только начинались...

Поход против уабинов оказался долгим и тяжелым. Твой отец с великим волнением ожидал вестей, а вести из Западных Пустошей шли долго, мучительно долго. Но когда гонцы доставляли свитки с донесением, твой отец впивался в них очами и искал любые упоминания о Мале. Представь же себе, какое потрясение испытал твой отец, когда в одном из донесений прочел о том, что господин Малагон схвачен уабинами и взят в плен! Охваченный противоречивыми чувствами, твой отец поначалу предался горькой печали и воспоминаниям о счастливых днях детства, проведенных с Малой. Но затем на смену печали пришла, всколыхнувшись в его сердце, затаенная обида, и он стал тешить себя мыслью о том, что Мала теперь наказан по заслугам. Порой твой отец проклинал султана, твоего деда, за то, что тот не позволил ему отправиться на войну вместе с Малой, а временами проклинал самого себя за то, что скрыл от Малы ту ярость, тот гнев, что владели им тогда.

К тому времени твоему отцу при дворе султана все искренне сострадали, ибо все знали — либо полагали, что знают, — как сильно он любил своего утраченного друга. Только твой дед оставался безучастным. Как-то раз, во время придворного пиршества, он принялся подшучивать над твоим отцом и насмешливо укорил его за то, что тот так редко улыбается при том, что должен бы испытывать несказанную радость, нежась в объятиях пленительной госпожи Изадоны. Твой отец в гневе вскочил и готов был наброситься на твоего деда, и набросился бы, если бы его не удержали. Приближенные султана печально качали головами, приписав эту вспышку ярости глубине переживаний твоего отца за его друга. Но султан только взглянул на сына и еще более насмешливо поинтересовался: достаточно ли прелестей Изадоны для удовлетворения таких буйных страстей? Неужто жар похоти лишил твоего отца рассудка? Что ж, прекрасно, значит, следует найти для него вторую жену, если одной ему недостаточно.

Ах, увы, твой отец принял эту шутку слишком близко к сердцу!

Так продолжалось три, а может быть, и четыре луны подряд. Потом пришло новое донесение, и вдруг все переменилось. Мала обрел свободу! Он не погиб от рук злобных уабинов. Этот молодой военачальник возглавил мятеж в тылу у разбойников и тем проложил дорогу к славной победе унангов! Война закончилась, и господин Малагон возвращался домой как герой! Представь себе, Деа, какая великая радость настала в Каль-Тероне! «Мала! Мала!» — выкрикивали все имя освободителя. Люди ликовали, взбирались на крыши домов, плясали на улицах. Как тепло поздравляли твоего отца приближенные султана с тем, что ему впредь будет служить такой прославленный человек!

В те дни я часто бывал рядом с твоим отцом, и, зная его так, как знал его я — мог всего лишь заглянуть ему в глаза, чтобы понять, что вся та любовь, какую он некогда питал к своему старому другу, теперь иссякла. С тех пор я стал бояться за Малу, хотя понимал, что твой отец будет улыбаться и старательно притворяться, будто делит великую радость победы со всеми, кто его окружал. Когда Мала въехал в ворота Каль-Терона во главе войска, твой отец встречал его, возглавляя церемониальную свиту. Он страстно обнял друга на глазах у всей толпы народа. Что тут началось! Как радовался народ! Какие звучали благодарственные молитвы! В тот день всем казалось, будто занялась заря новой эры и что символ этой новой эры — крепкие объятия новоявленного героя Унанга и его верного друга, мудрого и просвещенного будущего султана. Кому из тех, кто предавался восторгу победы в тот день, могла прийти в голову мысль о том зле, что расцветало в сердце твоего отца? Кто мог бы предположить, что он уже замыслил страшно, жестоко отомстить другу, который так любил его, и, ведомый этой любовью, мечтал только о том, чтобы верно служить ему?