Лето злых духов Убумэ - Нацухико Кёгоку

– Так все-таки он пытался создать гомункулуса?

– Эй-эй, почему ты делаешь столь скоропалительный вывод? Не торопись. Здесь содержатся все результаты его исследований. Как уже сказал, позже я внимательно их прочитаю.

Кёгокудо похлопал ладонью по лежавшей на столе стопке тетрадей, затем, проведя снизу вверх пальцем по их корешкам, отчего тетради издали тихий шелест, взглянул на меня.

– Кстати говоря, Сэкигути-кун. Почему в этой стопке отсутствует дневник первой половины пятьдесят первого года, двадцать шестого года эпохи Сёва – именно тот ключевой период, о котором я больше всего хотел прочитать? Его изначально не было? Часть жизни, которую он провел в Германии, а также годы военной службы здесь есть. Недостает лишь одного фрагмента. Это не кажется тебе странным?

– Это какая-то глупость… я, конечно, не проверял все настолько тщательно, но с чего вдруг мог исчезнуть фрагмент из середины?

– Но его нет.

Я внимательно проверил ярлычки на корешках каждого тома, просмотрев их от нижнего к верхнему, – действительно, одна тетрадь куда-то пропала.

– Едва ли это дело рук нашего методичного Фудзимаки-си, – а это значит, что тетрадь забрал кто-то другой. Кажется, когда вы вернулись в лабораторию, ты заметил, что веревка, скреплявшая пачку, была ослаблена, верно?

Я сам видел, как Ацуко Тюдзэндзи тщательно перевязала тетради. Однако затем веревка развязалась.

– Вот как… ты думаешь, что, пока мы были в педиатрическом корпусе, кто-то пришел и вытащил из стопки один из журналов? Но таком случае… в клинике есть человек, который не хотел бы, чтобы этот дневник был прочитан… так получается!

– Нет, ведь лаборатория не запирается на ключ, да и к тому же в крыше здания зияет огромная дыра, через которую в него легко проникнуть с улицы. Кто угодно, кто захотел бы его украсть, смог бы это сделать. Так что мы не можем с уверенностью утверждать, что это был человек, находившийся в клинике. Однако дневник этот не новый, а список людей, которые не хотели бы, чтобы кто-то ознакомился с записями десятилетней давности, довольно ограничен.

Кроме Кёко, мне на ум не приходило никого, кто принадлежал бы к клинике на данный момент и имел бы отношение к Фудзимаки-си в то время, когда была написана пропавшая тетрадь, – больше десяти лет назад. Впрочем, директор клиники тоже с ним встречался… Может быть, в то время произошло нечто плохое, что они предпочли бы скрыть?

– Кстати, Кёгокудо, почему тебя так интересует именно дневник сорок первого года?

– Потому что это именно тот период, когда Фудзимаки-си впервые вступил во взаимоотношения с семьей Куондзи. Ты доставил его любовное письмо шестнадцатого сентября сорокового года. В следующем году он отправился в Германию – в апреле сорок первого. Я хотел узнать, что произошло между этими двумя событиями.

– Как у тебя получается так хорошо запоминать даты? Я сам доставил то письмо, но забыл даже про его существование.

– Разве это не классический пример психогенной амнезии? Не ты ли сам говорил об этом прошлым вечером? Чтобы защититься от пережитой травмы, ты сознательно скрывал собственные воспоминания. Но знаешь ли ты о том, как тяжело пришлось тогда окружавшим тебя людям?

Я не понимал, о чем он говорит. Я полностью забыл все, что было после того, как я принес Кёко любовное письмо.

– В тот день ты вернулся в общежитие вечером около одиннадцати – с таким лицом, будто был одержим злым духом, и последующие две недели провел, запершись в своей комнате и ни с кем не разговаривая. Ты ничего не пил и не ел, так что я и Энокидзу, беспокоясь за тебя, каждый день навещали тебя и заставляли что-нибудь поесть. Я даже отвечал за тебя на перекличках в классе. Не говори мне, что ты все это забыл.

– Но я все забыл.

Я действительно ничего из этого не помнил. Нет… у меня было ощущение, что все это правда происходило, и когда мой друг говорил, я вспоминал описываемые им события, но у меня не возникало чувства, что все это действительно случилось со мной.

– Вот она, твоя благодарность… Если б не было нас – тебя, возможно, тоже сейчас не было бы на свете. Ты уже находился на грани распада своей личности, а поскольку ты ничего не рассказывал нам о том, что с тобой произошло, мы ничего не могли для тебя сделать. Однако Фудзимаки-си тогда по какой-то причине упорно настаивал на встрече с тобой. Но ты ни в какую не хотел с ним встречаться, и он поручил мне передать тебе устное сообщение.

– Ч… что в нем было?

– Это уже просто противно. Я же передал его тебе слово в слово. – Кёгокудо, сузив глаза, раздраженно посмотрел на меня.

– Не злись, пожалуйста. Так что он сказал?

– «Спасибо, благодаря тебе моя мечта исполнилась» – вот что он просил тебе передать.

Вот как. Так, значит, он все-таки получил ответ от Кёко Куондзи. Более того, это был, судя по всему, благоприятный ответ. А затем Фудзимаки-си, чтобы сдержать данное мне обещание, как настоящий мужчина, отправился просить ее руки.

– Тогда я спросил его, что это вообще означает, но он лишь пояснил, что ты все поймешь, когда я упомяну тебе про письмо. Сопоставив все обстоятельства, я догадался, что упомянутое письмо не может быть не чем иным, как любовным посланием, – но, когда спросил тебя об этом, ты в ответ лишь застонал – по-видимому, уже тогда ты все забыл.

– Кёгокудо, но почему тебе пришло в голову увязать эти события с тем, что происходит сейчас?

– Как, он же сам рассказал мне, что был влюблен в девушку из семьи Куондзи. И я был тем самым человеком, который посоветовал ему написать ей письмо или как-то еще сообщить о своих чувствах.

«Точно, он сказал то же самое…»

Рассказывая о том, что с того времени потребовался целый год, чтобы прошла моя депрессия, Кёгокудо по очереди открывал и пролистывал дневники.

– А-а, вот оно.

* * *

* * *