Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

«Сегодня подрядчикам и представителям “Крауч карпет” по всей стране были разосланы телеграммы, извещающие об изменении планов компании в отношении ежегодной конференции по сбыту. Вместо проведения ее в Нью-Ольстере, как было в течение многих лет в прошлом, в этом году обсуждения будут проходить во время круиза на Багамы.

“Деловитости обсуждений будет способствовать не только обстановка на борту корабля, – утверждает Уоррен П. Локк, вице-президент по сбыту, – но и вся атмосфера, благоприятная для дальнейшего развития близких личных отношений, которые всегда были таким важным фактором строительства нашей системы распространения”.

Конференция будет проходить на теплоходе “Праздник”, роскошном круизном судне, которое отправится в плавание из Нью-Йорка в воскресенье шестнадцатого мая и возвратится в следующую субботу. Две ночи пассажиры проведут в Нассау, и, как сообщил Аллен Талботт, заместитель директора по рекламе и продвижению товаров, под чьим руководством разрабатывались все планы, в дополнение к заседаниям конференции будет осуществлена полная программа экскурсий и развлечений на берегу».

Не веря своим глазам, Джадд машинально перевел взгляд обратно к началу заметки, но лишь перечитал начальный ее абзац. Недоверие вызывала не сама заметка: не было искушения усомниться ни в единой детали, не говоря уж об общем соответствии истине, – сознание отказывалось воспринимать лживость заговора, состряпанного, чтобы провести его. Теперь он понял, почему Аллен Талботт не ответил на его звонок. Ураганный порыв, рвущий и ломающий, сметающий покрывала притворства, выставляющий напоказ лисью физиономию доктора Аарона Карра с коварными глазками за похожими на маску очками, в ушах вновь раздался его голос, говорящий о переносе конференции. «Это то, что мистер Крауч просил меня передать вам».

– Это кто это мерзавец?!

Пораженный, он поднял глаза, всматриваясь в лицо миссис Коуп, и понял, что она спрашивает по поводу ругательства, вырвавшегося так машинально, что он даже не сознавал, что оно у него на уме, не говоря о том, что с языка сорвалось. Он резко отвел взгляд, движение оказалось весьма оправданным, ибо ему плечевые мышцы словно в тугой узел свело, губы разлепил удушливый стон – мгновенная реакция на режущую боль.

И тут же сковал страх, железные обручи стянули грудь так, что, казалось, не продохнуть, и от этого обдало таким ужасом, о каком он и помыслить не смел.

Был конец первой недели лечения Уайлдера, о чем сейчас Аарону Карру напомнило совпадение. Как и тогда, он сидел за пишущей машинкой, начиная новую главу. Вчерашняя беседа с Уайлдером вдохновила написать три страницы текста, четвертая наполовину завершена, – когда пришел вызов.

– Доктор Рагги просит вас пройти в «Скорую», – произнес в телефонной трубке голос миссис Поттс, повторив все точь-в-точь, как в прошлый вторник, отчего еще яснее стало (незачем даже было с лежавшим под стеклом графиком сверяться), что дежурит сегодня опять доктор Хармон Титер. Вышагивая по коридору к «Скорой», он гадал, что за отговорку на сей раз состряпает Титер в оправдание своего отсутствия, хотя особого желания позлобствовать не возникало, уравновешивало понимание того, насколько ему повезло, что Титера не оказалось на работе в прошлый вторник. Будь он на месте, Карру ни за что не получить бы себе такого больного, как Уайлдер, а без того, как подтвердил опыт минувшей недели, он бы не пришел к убеждению, которое ныне двигало вперед книгу.

И снова, как напоминание о ночи прошлого вторника, Рагги поджидал его у двери с регистрационной карточкой в руке. Но на этом совпадения закончились. В бегло просмотренной карточке значился некий «энрико валдес, муж., белый, 56 лет. сельхозрабочий» с жалобами на сильную боль в животе. В верхнем левом углу карточки стояли две пометки, означавшие двойное предупреждение: доставленный был и безработным, и не застрахованным.

– Вы звонили доктору Титеру?

– Да, сэр. Он говорит, что приедет, как только сможет.

– Вы ему сообщили сведения о пациенте? – спросил Карр, указывая глазами на карточку.

Рагги замялся, на вопрос ответил уклончиво, с намеком на ухмылку:

– Нет, сэр. Я только сообщаю, что это несчастный случай на автостраде.

Они уже прошли в дверь, оказавшись в прихожей небольшого, из нескольких комнатушек, помещения. В открытую дверь смотровой виден был сидевший на столе пациент, скорчившийся почти пополам и охвативший обеими руками живот в попытке усмирить дикого демона, рвавшего ему кишки.

– Вы его осмотрели?

– Да, сэр, – сказал Рагги, делая глотательное движение, прочищая горло. – Я бы предположил гепатит, сэр, вероятно, осложненный желудочно-кишечными затруднениями. Если вы подтверждаете, сэр, то давайте начнем.

– Что ж, глянем, подтверждаю или нет, – перебил его Карр в попытке добродушного поддразнивания, к которой он не прибег бы, будь поменьше озабочен. Направившись к больному, он уже на ходу приступил к осмотру – глазами: болезненно-желтушный цвет кожи мужчины не только подтверждал диагноз Рагги, но еще и серьезность положения, с которым приходится иметь дело. В первый свой месяц в Окружной мемориальной он госпитализировал нуждающегося пациента, допустив по незнанию первостепенную тактическую ошибку. Несмотря на статус больницы как общественного учреждения с государственной поддержкой и невзирая на уверения главврача, что случаи благотворительности оправдывают размер ежегодной целевой заявки на получение средств, на самом деле любому пациенту, не имеющему страховки и явно без возможностей оплатить услуги больницы, редко когда удавалось пробиться через препоны на пути к госпитализации, возведенные больничными докторами. Уж в этом-то отношении Окружная мемориальная была весьма и весьма квалифицированным учреждением. Стандартный прием, опробованный десяток с лишним раз, состоял в ссылке на отсутствие условий, в убеждении пациента, что Марафонская центральная оснащена значительно лучше, чтобы позаботиться о нем. В таких случаях благотворительность ограничивалась великодушно-бесплатной перевозкой за двадцать две мили в карете «Скорой помощи» Окружной мемориальной.

Десять минут Аарон Карр осматривал больного, помогая себе незначительными знаниями испанского языка, которых поднабрался в Нью-Йорке. Вывод был очевиден: этого человека следовало госпитализировать немедля, при таком состоянии, как у него, долгая поездка в «Скорой» становилась неоправданной игрой в орлянку. Однако стоило его принять в больницу, как выдворить из нее не представлялось бы возможным, а стало быть, в течение как минимум месяца накапливались бы счета, которые никто и никогда не оплатит, требовались бы время и внимание, которых не уделит по своей охоте ни один из штатных докторов – и меньше всех прочих Хармон Титер. Подавляя гнев, вызываемый негодованием, Аарон Карр продолжал осмотр, твердя себе, что собственные его обязанности ограничивают его право лечить только в неотложных случаях, принимать основное решение ему не с руки. И тут до его слуха донесся звук открывающейся двери, возвещавший о прибытии Титера. Произошло это скорее, чем Карр ожидал.