Ураган в сердце - Кэмерон Хоули

– Неужели? – Тут больной повернулся вполоборота, взглянув на доктора с язвительной улыбкой. Потянулся за газетой, лежавшей у него на коленях, поднял ее, указующе ткнул пальцем в заголовок и перебросил газету доктору. Она пролетела край кровати и упала на пол. Аарон Карр, нагнувшись, подобрал ее. Когда он выпрямился, Уайлдер вновь лежал на боку, отвернув лицо в сторону.

Аарон Карр отыскал заголовок и прочел заметку. Ему пришло в голову убедить, что это, возможно, всего лишь развлекательный пикничок взамен конференции, промежуточное действо, чтобы дождаться того времени, когда Джадд Уайлдер снова вернется на работу, но он вовремя отказался от этого ошибочного хода. Уайлдера следовало убедить: если обман и был допущен, то повинен в нем не он, а мистер Крауч, его же собственная роль свелась лишь к невинной передаче известия.

– Я сделал только то, мистер Уайлдер, что повторил слова, которые мистер Крауч попросил меня передать вам.

Уайлдер стрельнул взглядом через плечо: отклик молчаливый, но никакими словами нельзя было бы красноречивее выразить совершенный отказ даже помыслить о том, чтобы мистер Крауч его обманул.

Почти тут же Аарон Карр постиг всю глубину двойственности своего положения. Простая справедливость требовала, чтобы обвинение было снято с него и возложено на Крауча, и вместе с тем, стоит ему сделать себя орудием разоблачения, освобождающего от иллюзий, как он окажется повинен в разрушении того единственного, от чего так явственно зависело выздоровление Джадда Уайлдера. Его непреходящей уверенности в компании и превыше всего остального – его личной веры в Мэтта Крауча. Если и есть тут объяснение (а ради Уайлдера его отыскать необходимо), то дать его должен сам Крауч.

Карр взглянул на часы, сверяясь со временем и гадая, можно ли в такой час застать Мэтью Р. Крауча на работе. Кстати, мелькнула мысль, президент так и не позвонил ему с прошлой субботы, довольно резко оборвал связь, что странным образом противоречило его же настойчивой заботе, однако до сих пор такое поведение было ожидаемо от занятого человека, который, раз тревога улеглась, посчитал свою миссию завершенной. Теперь же закрадывалось леденящее душу подозрение, что его молчание скрывает нечто большее.

Ни слова не было произнесено с тех пор, как доктор Карр вышел из палаты. Еще мальчиком Джадд благодаря миссис Горман постиг язык молчаливой укоризны, усвоенное в юности не забывается никогда, и он понимал: безжалостный ритм вязальных спиц миссис Коуп таит в себе неумолимое требование попросить прощения. И вот, не в силах более терпеть, он произнес в точности те слова, которыми ответил бы на высказанное вслух обвинение:

– Ладно, я был не прав.

Миссис Коуп и не подумала скрываться за притворством, будто не понимает, о чем речь идет:

– Вы очень несправедливо с ним обошлись.

– Это я понимаю.

– Он вас не обманывал. – Вязальные спицы по-прежнему мелькали в ее руках. – Он вообще никого никогда не обманул бы. Если уж сказал, что всего лишь повторил что-то, сказанное ему кем-то другим, то так оно и было. Не думаете же вы… – услышал он, только это и ничего больше, все остальное, о чем говорила миссис Коуп, в ушах будто взрывом заглушило: он понял.

И слышал только голос Роджера Старка: «Лично у меня нет сомнений в том, что такого рода конференции были вполне эффективны в те годы, когда первейшая потребность компании состояла в развитии эффективных договорных рынков сбыта, однако в свете нашего нынешнего положения и позиции на рынке не представляется благоразумным, по крайней мере, не задаться вопросом…»

Как раз в этом месте мистер Крауч прервал Старка. Только теперь в ушах стояла одна тишина.

– Вот гад, – буркнул Джадд себе под нос вполне тихо, чтобы на сей раз миссис Коуп не услышала его.

Однако звяканье спиц прекратилось. Джадд украдкой скосил глаза. Медсестра поднималась со своего кресла.

– Ладно, поворачивайтесь, – простила она его. – Я вам спину помну.

В тот день Аарон Карр должен был ехать на совещание в Балтимор. Поначалу он собирался провести первую половину утра в больнице и отправиться оттуда часов в десять. Однако, рано проснувшись после дурно проведенной ночи, неожиданно передумал, вспомнив, что до сих пор так и не дозвонился до мистера Крауча. Вчера позвонил слишком поздно и не застал президента на работе, а когда позже перезвонил домой, горничная сообщила, что мистера и миссис Крауч дома нет и вернутся они только поздно вечером. Он решил позвонить с утра пораньше, но после такой кошмарной ночи (бессонницей он прежде всего был обязан попыткам облечь в связный текст то, с чем обратится к мистеру Краучу) додумался до того, что, наверное, будет проще (и куда желательнее) переговорить с ним лицом к лицу. Если выехать пораньше и сделать совсем небольшой крюк, можно будет заехать в Нью-Ольстер. А если выехать сразу же, то добраться до конторы «Крауч карпет» можно как раз к началу работы.

Торопливо одевшись, Аарон на цыпочках, так, чтобы не потревожить миссис Стайн, вышел из дома и поехал к больнице. По счастью, Рагги был уже на месте и охотно согласился взять на себя заботы старшего коллеги. Замешкался индиец только тогда, когда Карр попросил его провести утренний и дневной осмотр больного Уайлдера. Причиной такого сопротивления, пусть и весьма слабого, явно была неудачная попытка Рагги затеять разговор с Уайлдером в начале недели, и все же неуступчивость индийца заставила Аарона Карра еще раз оценить ситуацию и не спешить очертя голову. Понял: Уайлдер легко может неверно оценить его отсутствие.

– Хорошо, я загляну к нему на минуточку прямо сейчас и все объясню, – согласился Карр. – А чуть попозже вы к нему зайдете.

В пальто и шляпе, с портфелем в руке он зашагал по коридору. За столиком дежурной по этажу сидела Мэри Уэлч. Утром у больного состояние было хорошее, сообщила она, и, когда Карр уведомил, что должен уехать из города и доктор Рагги утром наведается к Уайлдеру, пообещала все объяснить пациенту. Попросив на прощание:

– Передайте ему, что я вернусь к обеду и вечером зайду к нему, – Карр чуть ли не бегом поспешил на стоянку.

Как ни подбодрили его слова медсестры, как ни мог он на нее положиться, а все равно чувствовал за собой какую-то вину, что не зашел к Уайлдеру сам и хоть как-то не смягчил удар, причиненный газетной заметкой. Только что он мог поделать? Что сказать? Крауч нарушил свое обещание, тут и сомневаться нечего, только это ведь вода, хлынувшая через плотину. Теперь лучшее, что можно сделать, – это добраться до Крауча и убедить Уайлдера, что его положению в компании ничто не угрожает. Ни о чем больше он просить его не станет, не потребует ничего для самого себя: ни объяснений, ни извинений, – понятно же, что ущерб, нанесенный Краучем ему лично, уже не исправишь, президент поставил его в положение, когда усомнились в его честности, когда он сделался уязвим для обвинений в хитроумном двуличии, в чем постоянно упрекают врачей-евреев. Ночью, перебирая весь запас из тысячи пережитых оскорблений, Аарон Карр убеждал себя, что и это тоже нужно пережить, проглотить и забыть.