Семь бед - один ответ - Алексей Лютый

Попов воспользовался моментом и выхватил блюдо с мясом прямо у Рабиновича из-под длинного носа. Сеню вновь перекосило от зрелища набивавшего брюхо Андрюши, и он, торопливо налив себе в чашу самогона, морщась, влил алкоголь внутрь. Жомов составил им компанию, а к следующей рюмке к ментам присоединился и убитый горем Тор. Несколько секунд они сидели не шевелясь, абсолютно бессмысленным взглядом рассматривая выбиравшиеся из-под столов остатки вчерашнего воинства эйнхериев, а затем Сеня вздохнул.

– Мы, конечно, не следаки, но воровство где-то и по нашей части, – медленно проговорил он. – Будем помогать этому рассеянному господину, а заодно и попрактикуемся в работе перед возвращением домой.

– А оно нам надо? – с набитым ртом поинтересовался Попов.

– Надо, – ответил Рабинович. – Конечно, если не хочешь, чтобы твои ненаглядные рыбки встретили тебя по возвращении домой бурными аплодисментами, бороздя просторы аквариума исключительно на спине.

– Типун тебе на язык, – суеверно сплюнул через левое плечо Попов и решил, что теперь и ему пришла пора опохмелиться.

Пропустив еще по рюмке, друзья взялись за дело. В первую очередь были построены, пересчитаны и опрошены все, кто присутствовал на вчерашнем пиру. Всех, кто по дурости сопротивлялся или из-за природного скудоумия не сразу понимал, что требуется ментам, Ваня Жомов тут же вразумлял своим кувалдоподобным кулаком. Причем, помня об отсутствии в Вальгалле адвокатов, прокуроров и прочих врагов трудового милиционера, делал это с огромным наслаждением, понимая, что дома, может быть, такой возможности порезвиться и не представится.

Поначалу Рабинович участвовал в опросе свидетелей с приличествующим случаю энтузиазмом, но затем его пыл угас. Сеня довольно быстро понял, что на поиски молота может уйти не одна неделя. И вот почему! Во-первых, на пирушке присутствовало более пятидесяти человек, не считая еще такого же количества прислуживающих валькирий. Во-вторых, дверей в Палаты эйнхериев насчитывалось ровно пятьсот сорок, и ни одна из них не охранялась, если не считать той, около которой во время пира я дремал. Ну и самой главной преградой в поисках было то, что никто из присутствующих на допросе абсолютно не помнил, чем закончилась вчера пирушка. Кто уходил, кто приходил, кого выносили, а кто и сам уползал, осталось тайной, покрытой мраком.

После этих неутешительных выводов Рабинович еще пару минут делал вид, что крайне интересуется профессиональными навыками Жомова, но надолго бы его не хватило. Сеня уже собрался признать свое поражение, но спасло его от незавидной участи проигравшего прибытие Венов. Мелкие божки влетели в зал, словно угорелые, и прямо с порога истошно завопили:

– Один идет! Один идет! Сюда, между прочим, идет…

В Палатах эйнхериев все тут же изменилось. Вяло ползающие по залу валькирии, видимо, вчера тоже рискнувшие попробовать поповского самогона, начали носиться из угла в угол как угорелые, наводя лоск на все, что попадалось под руку. Даже Горыныч, которого, видимо, приняли за статуэтку, не успел увернуться и был подвергнут унизительному протиранию нестерильной ветошью. Ахтармерз фыркнул от обиды и стремительно начал было набирать объем, но, наткнувшись на суровый взгляд Рабиновича, сник и вернулся в исходное состояние.

Ингвина оставила своих новых подруг и тут же пристроилась позади Сени, всем своим видом изображая невозмутимость секьюрити. Попов тут же забыл о жратве и с зачарованным видом уставился на ту самую дверь, через которую в зал только что влетели Ваны. Даже Жомов и то не смог проигнорировать это известие. Повертев в руках питейный сувенир из Англии, Ваня секунду поколебался, а затем спрятал Грааль от греха подальше.

А Тор тем временем, пометавшись вслед за валькириями по залу, остановился в самом центре, готовясь встретить папашку с распростертыми объятиями. Однако время шло, а Один не появлялся. Тор уже решил, что Ваны его разыграли, и стал придумывать для них самые извращенные наказания, но в этот момент дверь в зал распахнулась, и на пороге появился… Нет, не Один и не тот персонаж матерного фольклора, о котором вы подумали! Широко раскрыв створки, в зал въехал на своей лошади златовласый и златозубый Хеймдалль. Посмотрев по сторонам, он брезгливо наморщил нос и проговорил:

– Один не желает общаться с гостями в этом провонявшем свинарнике. Пусть зал вымоют с хлоркой к вечернему пиру, а пока топайте в Гласир. Одноглазый ждет вас там. – И, круто развернув свою клячу, Хеймдалль выехал из зала обратно.

Тор растерянно посмотрел на путешественников и, взмахом руки пригласив их за собой, направился к выходу из зала. Переглянувшись, трое ментов в сопровождении Ингвины, Горыныча и меня отправились следом. У каждого из них на лице, словно маска, застыл один и тот же вопрос: «Неужели все? Неужели домой?»

Внешне верховный бог асов мало отличался от своих многочисленных отпрысков. Оказался он таким же ширококостным и крепким. Отличали Одина от сыновей только седая борода да затянутый черной повязкой глаз. На его плечах нахохлились два ворона, а рядом валялись в пыли два волка. Но самой большой достопримечательностью, выделявшей бога Воинов из свиты, был восьминогий конь-мутант по кличке Слейпнир, что в переводе на нормальный язык, исключив непечатные выражения, можно произнести, как Семичлен Пржевальского. Менты завороженно уставились на него.

– Ни хрена себе кобыла, – удивленно проговорил Жомов. – Это кто же у нее папаша был? Что за осьминог парнокопытный?

– Это не кобыла, а конь, – ответил на Ванин вопрос Фрейр, пока Один пристально рассматривал ментов. – И папашей у него был тяжеловоз Свадильфари. А вот родил этого коня наш универсал Локи.

– Ты мне голову не парь, – обиделся на аса Жомов. – Задолбал уже своей простотой. Как это Локи родить может, да тем более коня?

– А он у нас гермафродит. Сам е…

Хоп!!! – это Один приложился ладошкой к похабным губищам Фрейра.

– Чего ты, папа, дерешься?! – плаксиво возмутился бог Дождей и земных плодов.

– Я тебе поматерюсь при дамах-то! – пригрозил Одноглазый и показал Фрейру кулак. – Если считаешь, что уже большой стал, то иди вон етунов колоти. А то все за спину Тора прячешься. – И Один погладил рыжего, улыбавшегося, словно Чеширский Кот, Громовержца по голове. – Хороший мальчик!

– Конечно, Тор у вас, папа, любимчик, – обиженно хмыкнул носом Фрейр. – Ему всегда все самое лучшее. А как огород поливать или овощи на зиму заготавливать, так тут Тора не дозовешься.

– Цыц, сопляк! – рявкнул на него Один и повернулся к гостям: – Так о чем это мы говорили?

– Пока еще ни о чем, но сейчас начнем, – усмехнулся в ответ Рабинович. – Нам нужно, чтобы ты вернул нас домой, в наш собственный мир.

– А фигу с маслом не хотите? – удивился Одноглазый. – Чтобы я каким-то смертным в качестве такси работал? Хрен вам в сумку, чтобы куски не мялись. Сами сюда забрались, сами и выбирайтесь обратно!..

Сеня задохнулся от возмущения и хотел что-то сказать, но не успел. Произошло нечто странное! Один из волков, лежавших возле копыт лошади аса, вдруг подскочил с места и, высунув язык, помчался прямо на меня. Пришлось, несмотря на репутацию поджать хвост и попятиться назад (хотел бы я посмотреть, что бы вы на моем месте сделали!). Рабинович, хоть сто лет меня знает, принял мою осторожность за трусость и возмущенно завопил: